Прежде чем попрощаться с читателем хочу добавить сороковую историю, чтобы вышел литературный сороковник. Написал правда больше, но две не пропустили, а одну изъяли. Самые жареные так сказать. Так вот:

Дело было в армии. Друзья из моего призыва понемногу уходили на дембель, ряды наши пустели и заменялись туркменскими новобранцами. А меня по странной прихоти какого-то высокого чина из штаба армии отвезли за 120 км в тайгу на гауптвахту тамошней танковой части, чем сильно огорчили.

Отсидев там три недели и вернувшись в "родную" казарму я получил обходной лист. Явившись в тех-домик за подписью шефа нашей группы по прозвищу "шеф" опять оказался удивлен. Вместо того, чтобы проклясть меня, как раз[гиль]дяя, он заулыбался обнял меня и пригласил к накрытому столику.

— Эдвинс, оставайся на службе, мы все порешили!

При этих словах он вытянул из кармана своей технички толстую пачку дензнаков, сложил их веером и стал размахивать ими под моим носом. Багровые профили Ильича казалось злорадно усмехались. Со временем я узнал все подробности.

Среди всего прочего в части готовили резидентов разведки, а первым условием была внешность. Потому и собирали нацменьшинств вроде греков, венгров, немцев, китайцев. С лицом чистокровного сармата был только я один. Кто немного читал историю, тот знает, что английская аристократия по большей части сарматского происхождения. Два британских легиона были сформированы из сарматов и они так и остались на этом острове. Вдобавок я помог пропихнуть Коробка, довольно простого парня из Вязьмы на Клязьме в Генштаб.

Ну и прошел зимой "губу", где в сильные морозы не топили, а с пяти утра до 12ти вечера заставляли работать ломом почти без перерыва. То есть все испытания я прошел и был готов к военной карьере.

Но имея аналитический ум и видя изъеденную "молью" подкладку этой еще приличной с виду шинели я безоговорочно отказался, Союз подавал признаки скорого пи[c]еца. И по скорому двинул в здание аэропорта за билетом.

По прилету домой жизнь сразу же не заладилась. Никак нельзя было устроиться на приличную работу, а потом не ставили в очередь на жилье. Пришлось пойти в авто-цех на переборку трамблеров в бригаду запойных алкоголиков. Я болтался, как говно в проруби, но не унывал. В армии пристрастился к чтению закрытых архивов и занялся собирательством и чтением старинных книг. Особой удачей было приобретение за литр водки полного комплекта журналов "Военное обозрение" еще той Латвии. В них было много уникальных статей по истории.

Но в один из будних трудовых дней переборка очередного трамблера была прервана телефонным звонком. Мастер поднял трубку и побледнел, потом изменившимся писклявым голоском вдруг произнес:

— Тебя срочно вызывают на Мороза.

Я не стал переспрашивать. Дом на улице Мороза знали все, в нем располагалось местное отделение КГБ. Дело было при Андропове и о пытках в его подвалах слагались городские легенды. Но мне в тот момент все было по барабану, вытер руки от солярки, переоделся и направился к дому ужасов. В прощальном взгляде мастера проблеснула слеза.

И вот звонок в дверь и дежурный ведет меня по лестнице с чугунными перилами на второй этаж. Там я попал в узкий кабинет со столом и местом председателя. Его занимал еврей с карикатурно большим носом и в майорском сюртуке.

— Ну присаживайтесь и рассказывайте!

— С армии что-ли звонили?

— Что там с армией? — заинтересовался он.

Я в то время не понимал разницу между ГРУ и КГБ и стал рассказывать о вербовке.

— Когда они нахрен от меня отстанут?

Майор вдруг растерялся и засуетился:

— Вы так не переживайте, к нам поступило заявление, что вы читаете книги нацистской Германии. Всего лишь напишите расписку, что не будете выступать против Советской власти и принесите ту книгу на проверку.

Я улыбнулся в душе. Речь шла о книге латгальского писателя Ченчу Езупа о событиях 1905го года. На ее обложке были изображены парень и девушка арийской внешности в студенческих шинелях с галунами. Майор несколько смутившись выдал дежурную фразу:

— Вы того, если заметите антисоветские поползновения, то сообщайте нам. Вот номер телефона.

Выйдя я смачно харкнул прямо у входа и пошел гулять по городу.

Через две недели ко мне подошел неприметный мужичок из шоферов и заговорчески заговорил:

— Знаешь кто на тебя настучал? Твои коллеги белорус и отставник. Отставник руководил, а белорус писал.

— Спасибо, значит углядели у меня книгу.

Зашел в цех, у стукачей были красные от самогона глазки и ехидный вид. Ну ладно, посмотрим! А через пару дней я позвонил своему "куратору" майору Борису Григорьевичу:

— Разрешите доложить, что мною выявлен польский националист прославляющий жизнь в Белоруссии при диктатуре Пилсудского.

Ответный звонок в цех не заставил себя долго ждать. Получив приглашение мой белорус затрясся всем телом, потом тремор перешел на руки и болт никак не попадал в гнездо. Морда лица покрылась багровыми пятнами. К его ужасу он был принявши с утра стопарик самогона. Я наблюдал и усцыкался за верстаком.

С отставником вопрос решался жестче. За два литра водки мои -друзья алкоголики брались его немножко от[метел]ить в воспитательных целях. Решено было устроить ему темную в пятницу вечером. Для чего из дома я принес джутовый мешок из-под кубинского сахара.

В пятницу темная не состоялась по причине отсутствия объекта будущего надругательства. Не появился он и на следующей недели. Мастер что-то прознал и беспокоился:

— Не убили ли?

Через неделю пришло письмо из Воронежа с просьбой прислать трудовую и расчет по новому адресу. Операцию я провалил, алкаши ненадежные люди и язык не держат за замком. Жизнь научила меньше посвящать посторонних в свои планы по достижению цели.

Недавно расстались с парнем, и он предложил устроить прощальный ceкс. Все шло хорошо, пока он не попытался вставить не туда. Я начала вырываться, но он прижал меня к кровати. Тогда просто сжала все, насколько могла. Он еще несколько минут пытался вставить, но ничего не получилось. Потом я убежала в ванну и вызвала полицию. Бывший ушел. Мало того, что полиция приехала, просто звонила в дверь и ждала, пока я открою, а потом звонила мне на телефон. Я попросила их сломать дверь, а они сказали, что для этого нужно кого-то вызывать и это займет час. Все это время я не знала, в квартире бывший или нет. Когда я все же вышла и открыла дверь, они сказали, что нет смысла писать заявление, если ничего не получилось и нет повреждений. А еще бывший не вернул ключи, и полиция посоветовала сменить замки, после чего просто ушли. Меня трясло от ужаса, что бывший вернется, а мне сказали выпить валерианочки и позвонить маме.

Меня боится собственная мать. О рукоприкладстве речи нет, конечно же! Когда я была еще ребенком, мама очень сурово обращалась со мной, чувствовала свой незыблемый авторитет. Сейчас я выросла, мне 26 лет, я неплохо зарабатываю, помогаю ей. В силу того, что мы с мамой две противоположности, я часто, парируя вескими аргументами, высказываю свое недовольство, порой громко, беру многие вопросы под свой контроль и исполнение. Таким образом авторитет перешел ко мне. Я вижу и чувствую, как моя мама робеет передо мной, и там, где раньше она кричала, сейчас, опустив глаза, она почти шепчет. И подруга ее мне однажды сказала о том, что мама меня боится. Мне все это дико не нравится, это ненормально, и я этого не хочу. У меня, кроме нее, в этой жизни никого нет. Сейчас стараюсь быть мягче, сдерживаю эмоции.

Объявился однокурсник, с которым не было связи лет 20, если не больше. Набрел в интернете на мои байки и догадался, что я – это я. Выбрали с ним время, чтобы поностальгировать, устроили видеоконференцию с бутылочкой по каждую сторону монитора.

– Как сам-то? – спрашиваю. – Как дети, как Оленька?

Оленька – это Володина жена, тоже с нами

История больше грустная, да и не история это, а самое настоящее настоящее.

Работаю в отрасли станкостроения, ну или работал до февраля 2022г, ну или пытаюсь выжить в текущих реалиях. Картина следующая: на протяжении многих лет, до начала сво, наша очень крупная и солидная фирма задружилась с одним ооочень крупным производителем станков, и не