Много-много лет назад, при расцвете застоя советской власти, был я разгильдяем-студентом медицинского института. В нашем Башгосмединституте летом было около пятнадцати строительных студенческих отрядов-ССО, и как-то собрался командир республиканского
ССО проверить нашу институтскую "зону" ответсвенности.
Нахрена мне захотелось поехать с ним — не помню, но нужен был повод — и я его придумал: буду, ни много ни мало, проверять финхоздеятельность строительных отрядов! (ничего другого мне тогда в голову просто не пришло).
Придумал какие-то таблички, строки и столбцы в них, ездим по отрядам в районе города Туймазы... я с умным видом что-то спрашиваю, что-то заношу в таблички, интересуюсь всем.
Лето прошло, начали учиться и вдруг вызывают меня к ректору.
"Пришла команда из обкома партии (высший орган власти тогда в регионе, это как администрация губернатора сейчас) отправить тебя в составе московской бригады ЦК ВЛКСМ (специально не расшифровываю, молодежь все равно не поймёт))) для перекрестной проверки Тамбовского обкома комсомола по работе их ССО".
Ну, надо так надо. Поехал, гордый такой весь из себя — партия важное дело доверила!
Штабной документооборот на нуле, но люди хорошие, открытые и искренние, реально. И я, сдуру, начал какие-то им учебы проводить, помогать и рассказывать... наставник, [м]ля, нашёлся.
Вернулся в Уфу, отчитался, учусь дальше, курс четвёртый, вроде, был.
Снова вызывают к ректору. Он, уже скрипя зубами: "Москва снова просит отправить тебя с проверкой ЦК ВЛКСМ в Бурятский республиканский ССО. Вернёшься — лично сам проверю все твои зачеты и экзамены". Да Б-га ради, у меня с третьего курса, после того, как из партии исключили, по всем клиническим предметам только пятерки, хоть запроверяйся.
Прилетели в Улан-Удэ, зима, под -30 градусов.
Помня тамбовскую проверку, с открытым сердцем и чистой душой, идём в обком ВЛКСМ, знакомимся, смотрим то, что они пафосно называют штабным документооборотом и отчетами финхоздеятельности...
Более демонстративно-уничижительного отношения к нам и к себе лично я, наверное, больше в жизни и не встречал.
Нас в бригаде проверяющих — четверо: бухгалтер-финансист, ОБХССник (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности; ОБЭП, по-нынешнему)), руководитель — парень из нашего обкома ВЛКСМ, и я — невесть как затесавшийся в серьезную компанию профессионалов медик-четверокурсник. Они смотрели документы в обкоме ВЛКСМ, а я ездил по ВУЗам, смотрел отрядную документацию, вернее, пытался смотреть, если что-то и давали посмотреть.
Забрать нас из гостиницы на четыре часа позже обещанного — норма; привезти в какой-нибудь институт "посмотреть летние отчеты", продержать три часа в коридоре, а потом сказать "ладно, они тут сейчас заняты, поехали дальше" — неоднократно; или завести в какой-нибудь кабинет, где незнакомый непредставившийся бурят (ничего личного!!)) смеясь в лицо скажет "у нас все в порядке, спасибо, что заехали" — ежедневно.
Питались мы в местной столовой самообслуживания, нормально, цены — как везде в СССР)
На третий день с утра нам, широко улыбаясь, радостно объявляют, что "сегодня у нас выезд на обед, будут национальные блюда!".
Я воспрял духом, очень поесть тогда любил, жить в общаге без "городских" родственников и питаться все время только картошкой и макаронами с маргарином и колбасным сыром — было скучновато как-то...
"Хоть поем нахаляву вкусного! "
Ага, щазззз...
Привозят нас в спальный район, поднимаемся в обычную квартиру, человек семь, вместе с сопровождающими.
Хозяйка квартиры, злобно щерясь и запахивая халатик, идёт на кухню, что-то резать — хлеб и колбаса за 2.20. Ни стола, ни скатерти....
Через 40 минут, которые мы молча просидели в большой комнате, дважды прослушав пластинку с песней "А снег летает-летает-летает/ И снежинками кружа/ Заметает зима заметает/ Все что было до тебя! ", выносят нам, наконец, эти бутерброды, наливают водки (которую я тогда не пил), ещё раз наливают водки, после чего один из сопровождающих, придурковато похохатывая, говорит: "Ну, пора дальше ехать, автобус уже пришёл", и идёт в прихожую одеваться.
Сказать что мы ах[рен]ели — ничего не сказать.
Выходим, чуть похолодало, под -35... автобуса нет... десять минут проходит... автобуса нет... 20 минут... холодно то как, [м]ляяя, одеты по-зимнему, но не на такую же температуру... два сопровождающих как идиоты, похохатывая, препираются, кто и на сколько отпустил автобус и когда он вернётся...
Вот это "сходили за хлебушком"...
Вечером в гостинице руководитель бригады говорит мне: "Водку ты не пьёшь, а что пьёшь? — "Сухое вино", -отвечаю. — "Хорошо. У них в обкоме документы и отчеты, которые есть, в порядке, все чисто. Если и есть нарушения — найти можно только на уровне ВУЗов. Они тебя вообще за человека не считают и не боятся: какой-то студент, да ещё из мединститута, какой ты нахрен проверяющий финхоздеятельности... контроль за тобой минимальный. Найдёшь хоть что-то — с меня ящик сухого вина".
Ящик (20 бутылок) хорошего сухого вина в начале 80-х годов — это покруче и дороже ящика Хеннесси сейчас, а с точки зрения доступности в провинции — вообще космос.
А была у меня особенность — если в пачке из 100 документов был один фальшивый и я вытаскивал на проверку наугад 5-7 бумаг, то среди них всегда оказывался этот фальшивый.
(Когда совсем не было денег и жрать в общаге было нечего, я собирал по соседним комнатам 2-3 рубля и шёл играть в мгновенную лотерею "Спринт". Билет стоил 50 копеек, выиграть на него можно было от рубля до 10-15, максимального выигрыша в 25 рублей у меня никогда не получалось.
Была у меня некая самопридуманная система. Из 5 таких походов минимум три раза, но чаще четыре, были выигрышными; возвращался в общагу, отдавал долги и ещё неделю нормально ел в столовой. Хотя и стипендия у меня была всегда повышенная, и минимум в двух местах всегда подрабатывал, плюс все лето на шабашках, но понтярское гостеприимство и раз[гиль]дяйское хлебосольство иногда заставляли играть в азартные игры с государством).
Но вернёмся в Бурятию.
И вот в очередном бурятском ВУЗе, под насмешливо-пренебрежительные взгляды сопровождающего, вытаскиваю из очередной пачки предоставленных бумаг несколько листочков, начинаю их смотреть и понимаю, что вот этот счёт из магазина на "мыльно-рыльные принадлежности" (выражение Макса Камерера) я уже где-то видел...
Изымаю счёт, возвращаюсь в предыдущий ВУЗ, в стопке проверенных документов одного из отрядов нахожу такой же счёт, в следующем отряде — ещё, и еще...
Всего в нескольких разных ВУЗах в десятке отрядов нашёл штук восемь идентичных счетов из одного магазина на мыло/зубную пасту. Стопроцентно незаконный фонд сбора наличных денег.
Такие "фонды" были тогда самой распространённой формой финансовых нарушений, а чаще и хищений, в ССО.
Собирались наличные деньги в институтский штаб с линейных отрядов, или в областной штаб с зональных (институтских) штабов на "выезды для предварительного заключения договоров" или "квартирьеров", но, как правило, просто делились среди руководства, так как никакой отчетности о таких выездах не существовало в природе.
Вот я наконец и нарыл-таки один такой "фонд".
Вечером руководитель бригады в гостинице мне долго жал руку, повизгивая от предвкушения, как он будет "писать справку по итогам проверки".
Утром для закрепления фактажа приглашаю командиров соответствующих отрядов, среди документов которых был один или два "мыльных" счета, спрашиваю, где летом работали, что строили, хорошо-ли наряды закрывали, аккордная-ли плата была или повременная, и, да, кстати, а это вот чё за фигня?
Пару командиров сделали умное лицо — не помним, мол, давно, летом ещё было, а один честно сказал, что это ему выдали в областном ССО "в обмен на деньги".
Успел я опросить всего двух-трёх человек, а разговор с очередным командиром прошёл уже так: я спрашиваю сидящего передо мной командира о счётах, сидящий рядом местный руководитель мне тут же отвечает, что он, командир то есть, не помнит, а ещё двое примчавшихся и не успевших отдышаться сопровождающих усиленно кивают мне головой бедного командира.
Разговоры в кабинете это ещё ничего, меня в туалет стали сопровождать до кабинки, чтобы я случайно по дороге ещё чего не увидел, не нашёл, не выяснил.
Ну да ладно, я же будущий педиатр, мне ещё не с такими родителями/бабушками придётся разговаривать, щаз я, как в последнем прочитанном детективе, метод конкретных вопросов применю.
Первый же вопрос, вместо "здравствуйте": "На что ваш отряд сдавал деньги в обмен на этот вот счёт?? " — И, опережая сопровождающих, ответ командира: "А я откуда знаю, сказали сдать деньги, я и сдал".
И уже от дверей, куда его тут же погнали пинками местные товарищи: "А чё такого я сделал не так?? ВСЕ ВЕДЬ СДАВАЛИ! "
Второй раз такой фокус у меня, естественно, уже не прошёл...
Бедных командиров так инструктировали перед разговором, что они уже загодя меня начинали ненавидеть...
Чем я тут же и воспользовался.
Заводят очередного командира. Приятное славянское лицо, но губы сжаты, желваки гуляют, смотрит бешено... улыбаюсь ему как родному и с чистыми глазами, проникновенно так: "Слушай, Ваня, ну как же так, все ребята понимающие, все сознательные, все отряды деньги в обком сдали, а ты как единоличник какой-то, не по-комсомольски это, не сдать деньги на общее дело в обком, нехорошо поступил... "
Полыхнул он мгновенно, орал бешено, видимо, накрутили его перед встречей неслабо, и, пока его тащили к выходу, успел мне прокричать, что он-то как раз самый сознательный, "деньги дважды сдавал ещё весной, до выезда, без всяких документов, а осенью первый пришёл и спросил, сколько ещё с его отряда причитается, а некоторые отряды до Нового Года не сдавали, вот их и надо стыдить, а не его, комсомольца, дружинника, активиста и общественника... "
Вечером, после отчета, руководитель бригады сказал мне, что с него два ящика, и что мы завтра же улетаем отсюда, ибо мужик, бывший летом командиром республиканского ССО, который мы и проверяем, теперь большая шишка в обкоме КПСС, и нам лучше, после моих спектаклей в ВУЗах, побыстрее уехать.
Особой мнительностью я никогда не страдал, но, поднимаясь на трап самолёта, было у меня полное ощущение, что кто-то узким глазом смотрит на нас через прицел охотничьей винтовки. Коллеги сказали потом, что чувствовали то же самое.
Через полгода случайно узнал, что "несколько человек в руководстве Бурятии были переведены с понижением". Фамилии совпали.
Ящик болгарской "Медвежьей крови" наша общежитская комната выпила дня за два, правда, почти весь этаж помогал. А вот ящик венгерского полусладкого "Мурфатлара", с цветной витой ниткой на пробке, мне удалось растянуть почти на неделю.
Очень вкусно было.
