Лет в 25 у меня началась жуткая жизнь. Всё воспринималось как ужас-ужас. Нужно было выходить из этого слёзно-сопливого состояния, это я понимала. Начала представлять, как я пойду к психологу. Что я ему буду рассказывать? А буду я жаловаться на всех! Вот просто на всех! Кто что сказал, сделал, не так посмотрел. Во мне всё так и клокотало — несправедливость кругом, и я такая жертва!

Пока искала, куда податься, стала записывать свои претензии почему-то в толстенную амбарную книгу. Я её всю исписала. К психологу уже, ясно, не пошла. Видимо, выговориться нужно было по максимуму, меня отпустило — как отрезало. Произведение своё я сожгла. Пользуюсь до сих пор этим методом.

У моих родственников была соседка тётя Дина. Маленькая, но очень энергичная старушка. Однажды моему дяде стало плохо, открылось желудочное кровотечение. Он был здоровый мужик, в два раза младше этой тёти Дины, на две головы выше и вдвое тяжелее, и жил на четвертом этаже в доме без лифта. Она вызвала скорую, пока врачи ехали, нашла в подъезде мужиков, которые помогут вынести больного на носилках, потом ещё его в больнице навещала, клюквенный морс приносила. Следующие лет 20 дядя уважительно называл её не иначе как "Динамо-машина" и на каждом семейном застолье после тоста за родителей поднимал отдельный тост за неё.

Самое ужасное для меня словосочетание — это "маточное молочко". Что в нём такого, я не знаю, но меня БУКВАЛЬНО выворачивает от одной мысли о нём, даже сейчас. Однажды мои друзья, не зная, что у меня настолько отвращение к этому слову, довели меня до рвоты. А вообще, я девушка небрезгливая…

Работаю в полиции. Меня зовут Екатерина. И все, буквально ВСЕ: оперативники, следователи, обвиняемые, осужденные, адвокаты, друзья, родственники — зовут меня уменьшительно ласково: Катюша, Катюшка, Катюшенька. Последний случай, когда я первый раз пришла к новому прокурору и уже через 15 минут после знакомства он обращался ко меня Катюшечка. Ну, пипец! Я — Екатерина!