Письмо Юрия Гагарина жене и детям

10 апреля, за два дня до своего полета в космос, Гагарин написал письмо жене Валентине. Это было прощальное письмо, ведь он знал, как высока вероятность того, что назад он не вернется.

"Здравствуйте, мои милые, горячо любимые Валечка, Леночка и Галочка!

Решил вот вам написать несколько строк, чтобы поделиться с вами и разделить вместе ту радость и счастье, которые мне выпали сегодня. Сегодня правительственная комиссия решила послать меня в космос первым. Знаешь, дорогая Валюша, как я рад, хочу, чтобы и вы были рады вместе со мной. Простому человеку доверили такую большую государственную задачу — проложить первую дорогу в космос!

Можно ли мечтать о большем? Ведь это — история, это — новая эра! Через день я должен стартовать. Вы в это время будете заниматься своими делами. Очень большая задача легла на мои плечи. Хотелось бы перед этим немного побыть с вами, поговорить с тобой. Но, увы, вы далеко. Тем не менее я всегда чувствую вас рядом с собой.

В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает ведь, что на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это не верю. Ну а если что случится, то прошу вас и в первую очередь тебя, Валюша, не убиваться с горя. Ведь жизнь есть жизнь, и никто не гарантирован, что его завтра не задавит машина. Береги, пожалуйста, наших девочек, люби их, как люблю я. Вырасти из них, пожалуйста, не белоручек, не маменькиных дочек, а настоящих людей, которым ухабы жизни были бы не страшны. Вырасти людей, достойных нового общества — коммунизма. В этом тебе поможет государство. Ну а свою личную жизнь устраивай, как подскажет тебе совесть, как посчитаешь нужным. Никаких обязательств я на тебя не накладываю, да и не вправе это делать. Что-то слишком траурное письмо получается. Сам я в это не верю. Надеюсь, что это письмо ты никогда не увидишь, и мне будет стыдно перед самим собой за эту мимолетную слабость. Но если что-то случится, ты должна знать все до конца.

Я пока жил честно, правдиво, с пользой для людей, хотя она была и небольшая. Когда-то ещё в детстве прочитал слова В. П. Чкалова: "Если быть, то быть первым". Вот я и стараюсь им быть и буду до конца. Хочу, Валечка, посвятить этот полет людям нового общества, коммунизма, в которое мы уже вступаем, нашей великой Родине, нашей науке.

Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе, будем счастливы.

Валечка, ты, пожалуйста, не забывай моих родителей, если будет возможность, то помоги в чем-нибудь. Передай им от меня большой привет, и пусть простят меня за то, что они об этом ничего не знали, да им не положено было знать. Ну вот, кажется, и все. До свидания, мои родные. Крепко-накрепко вас обнимаю и целую, с приветом ваш папа и Юра.

10.04.61 г.

Валентина Ивановна прочитала это письмо только через семь лет — после гибели мужа в авиакатастрофе 27 марта 1968 года. Именно тогда ей его и передали, все предшествующее время письмо пролежало в служебном сейфе.

После гибели мужа, Валентина больше не вышла замуж и не дала ни одного интервью…

Сразу после института я устроился работать в одну из табачных компаний. Повезло — дали машину, нехилую зарплату и т. д.

Одна проблема — от армии у меня отмазки не было никакой. Поэтому я старался избегать визитов в военкомат, благо после переезда "солдафоны" не знали моего нового адреса жительства.

Но тут я узнаю, что моя компания раз в год проводит конференции за рубежом, присутствие на которых обязательно для всех работников. Сами понимаете, для получения загранпаспорта нужна справка из военкомата, что я, типа, никому не нужен аж до следующего призыва.

С тяжелой душой прихожу на прием к прапорщику Петренко, практически не надеясь на благополучный исход визита.

Короче, совершенно честно объясняю ему цель прихода, кладу перед ним на стол пятисотку и сверху накрываю красивой фирменной зажигалкой, которые мы раздаем лояльным клиентам.

В мгновение ока пятисотка оказывается под лежащей на столе газетой, а прапорщик хватает зажигалку и восклицает:

— Ух ты, какая классная зажигалка! С фитилем! Бензиновая! Вот это здорово, за это спасибо!

Короче, через две минуты я вышел из кабинета с заветной справкой в кармане.

Германия. Вечерний трамвайчик.

Зашла в трамвайчик мама — [мав]ритянка с коляской.

В коляске хорошенький спокойнейший малыш.

Едут себе, никого не трогают.

Тут рядом с ними нарисовывается еще одна [мав]ритянка, которой, видимо, что-то не понравилось в нашей паре мама — ребенок.

И завелась она выговаривать им на их общем языке что-то очень агрессивное, долгое и нудное.

Для русских ушей, да наверное и для немецких, ее речь звучала как кваканье десятка квакушек на болоте.

Мама молчит и улыбается, народ вокруг хмуро терпит.

Продолжалось это долго, продолжалось бы и дольше, но тут у спокойнейшего малыша лопнуло терпение и на весь вагон раздалось жизнерадостное, громкое и продолжительное:

А-а-а-а-а-а-а!!: )

Нашу квакушку сразу стало не слышно. Она еще некоторое время пыталась дитю перекричать, но в конечном итоге поняла, что конкурент не остановится и позорно сбежала на первой же остановке. Ребенок МОМЕНТАЛЬНО затих: )

Зато заржал весь интернациональный вагон ))

У меня две дочки: Валя (В) и Маша (М). Валя старше, разница в возрасте — полтора года. Как-то раз, когда они были еще маленькими (соответственно где-то 5 и 4 года), заглядываю к ним в комнату. Дети сидят на ковре среди разбросанных карандашей, листов бумаги и т. п. и рисуют. Диалог:

В. — Маша, дай мне ручку.

М. — Ты неправильно говоришь. Надо сказать: Маша, дорогая, любимая, дай мне, пожалуйста, ручку.

В. — Маша, дорогая, любимая, дай мне, пожалуйста, ручку.

М. — Не дам.

Через секудну я от хохота валялся на ковре рядом с ними.

Я врач, сижу на приёме с сестрой. Компьютер виснет. Сестра спрашивает: "Ну, что оформлять? " — имеется в виду отдельная диспансерная карта. Я в сердцах: "Да чёрт его знает (информация о пациенте в электронной карте, а я её открыть не могу). Этот гад третий день работать не хочет! "

Поднимаю глаза и натыкаюсь на обиженный-обиженный взгляд пациента. И только тогда соображаю, что мужик у меня на больничном, и как раз третий день.