20-летней давности с записочкой "В рабочем состоянии", пустые стеклянные банки для консервирования, а иногда даже и с консервированными мутными огурцами и помидорами с наклеечкой "Урожай 2014 года", стоптанные сапожки, пустые рамочки со стеклом и без оного изготовления середины 20-го века. Одним словом, — хлам, который не нужен никому, но в душе теплится надежда "А вдруг кому-то пригодится?".

Вначале я психовал. Потом подумал, что не надо нервничать, люди все разные, а с годами все становятся сентиментальными, да и сам наверняка таким же буду. Потом решил написать объявление с содержанием, что "Уважаемые соседи по подъезду, убедительная просьба выносить свой хлам на мусорку, оставьте его там, а лица БОМЖ разберутся, насколько они востребованы!". И даже при случае купил дешёвенькую пластиковую рамочку-стоечку, но унёс её на работу, приспособил для более важного дела.

Утром, как обычно, выхожу на работу прихватив с собой пакет с мусором. Лежат аккуратненько две энергосберегающих лампочки. А вот это уже посерьёзнее. Они же подороже обычных ламп накаливания будут. Но вот из-за белого цвета колбы волосок не виден. Пересилил себя и сунул их в карман куртки. Носил их целый день, проверить на работе почему-то не удосужился, вот, сейчас вернулся домой и решил проверить из в настольной лампе.

Вывернул хорошую лампочку, по очереди ввернул свеженайденные.

Не рабочие обе.

Сука.

первый миллион, да еще и не свой, а подогнанный в виде предоплаты.

— Вообще не соленая! — ткнув палец в рассол и старательно облизнув, произнес мой напарник, Сашка, — вообще!

— Соли по норме, — успокаивал нас продавец, тыча в лицо документами, — здесь все написано.

Но Сашкины вкусовые рецепторы почему-то внушали мне больше доверия чем эти бумажки. Тем паче, что цена которую заломили нам за эту соленую рыбу уж точно предусматривала, что соли должно быть больше. Или вообще дохрена.

— Гарантию даешь? — попер я грудью на продавца, — и почему бочки не полные? Что-то здесь не так, давай-ка выборочную перевесим! — вспомнив как видел в каком-то кино сделку наркодилеров. Там опиум не только пробовали на вкус, как сделал это Сашка, но и проверяли по весу. Грех было не воспользоваться чужим опытом.

— Да ладно вам, мы даже с довеском кладем, что бы никаких претензий не было, — успокаивали нас работяги засолочного цеха, но бочку в которую мы ткнули пальцем, вытащили и выпотрошили на весы.

Вес совпадал, но сомнения все равно остались, поэтому до конца погрузки мы посматривали на продавца косо и исподлобья. Что по нашей версии должно было сподвигнуть его к честности. Но он почему-то не бил себя в грудь кулаком, не божился и старался держаться от нас подальше.

К концу недели все шестьдесят тонн были перевезены на наш импровизированный склад, рядом с железкой. Пора было двигать за вагоном. Но там нас отбрили по полной.

— Какой вагон, какой вагон? — произнесла начальник станции, — вы вообще на календарь смотрели?

Календаря у меня с собой не было и я взглянул на часы, ради порядка. На них было все ровно, время рабочее.

— Наверно взятку хочет — промелькнула мысль и ничего в голову больше не пришло. Осталось только требовать пояснений.

— Август месяц на дворе, а под продукты мы вагоны даем в сентябре. Вы первый раз что ли? — это уже попахивало катастрофой и я ткнул ей в нос бумаги которыми еще неделю назад тыкали мне. — Да мне разницы нет, что рыба у вас соленая, у меня приказ. Ваша рыба стухнет, а отвечать потом мне?

— А я тебе говорил, что рассол не тот. Надо пересаливать, а то она и у нас стухнет, — заявил Санек, когда мы уныло покинули здание станции.

Я, тяжело вздохнул и работа закипела. Соли не жалели, сентябрь еще далеко. Сливали хреновый рассол, рыбов аккуратно перетирали солью и опять укладывали в бочки.

— Ты особо не переживай, потом когда сдавать будем соль по цене рыбы продадим, соль же тяжелей чем вода и рыба, — успокаивал меня Сашка. — Было шестьдесят тонн, а станет шесть две, а может и три. Еще в наваре будем! — И кидал в бочку дополнительные пригоршни этой самой соли.

И вот наступил долгожданный сентябрь, следом за вагоном, недельки через три самолетом отправился и я.

— Ну что, все хорошо, железка говорит, что завтра вагон встанет под разгрузку. Долго же он где-то мотылялся. Октябрь уже — слова зам. директора рыбозавода внушали оптимизм. Я даже незаметно пустил слезу воспоминаний, но оказалось это было только начало. — Это что! — в ужасе воскликнул он, когда разгрузившие вагон грузчики, вскрыли в холодильнике одну из бочек. Да я сам немного прифигел, потому что выдернутая им из бочки рыбина седела просто на глазах. И я выдернул вторую, та тоже минутку подумав покрылась инеем. Так мне показалось.

— Может замерзла нахрен, — искал я оправдание — или от старости седеет, мы же ее в августе купили. Да и там она где-то месяц пролежала. Молодкой ее точно не назовешь...

Но зам. директора меня не слушал, с рыбой которая почему-то стала как доска, он ломанулся в лабораторию.

— Восемнадцать процентов, восемнадцать процентов... — как заведенный повторял он, — как можно было вогнать в нее столько соли?

— Так мы старались, — наконец-то поняв, что к чему, гордо произнес я, — чтобы не протухла.

— Да ее, после вашего посола можно было в вагон как дрова навалом грузить, зачем вы ее в бочки пихали?

Спасла меня только инфляция которая в девяностых была жуткая. Говорят она всем мешала, а мне помогла. Потраченный мной в августе миллион предоплаты к ноябрю превратился если ни во что, то во вполне терпимое. А пока рыбу вымачивали, а потом коптили, к концу всей этой эпопеи я еще и в наваре остался. И вот эту поговорку, что кашу маслом не испортишь, я с солью до конца жизни не перепутаю.