Моя первая экспедиция случилась после второго курса. Поехали мы в Вологодскую область, вдали от цивилизации, поселились в добротных бревенчатых срубах. Из удобств – очаг на улице да туалет там же. Фасад туалета выходил на тайгу, был бесстыдно открыт, только пара перекладин, и всяк мог любоваться красотами болот. Электричества нет. Но все это по молодости было абсолютно неважно.

Так вот. Периодически мы устраивали суточный учет пернатого населения Вологодчины.

Для этого мы разбивались на пары и ходили по маршруту по очереди 24 часа подряд. К примеру 6 пар по 4 часа каждая. Пары складывались рандомно.

Нам с Х. выпало ходить ночью. Уже точно не помню промежуток времени, но, скажем, с 12 ночи до 4 утра.

Ночь выдалась сказочная. Было полнолуние и при ясном небе Луна прекрасно освещала окрестности. Романтическое настроение усиливалось трелями ночных певцов и отдаленным уханьем совы.   Красивая летняя теплая ночь.

В Х. мы все были влюблены. Такой бесполой влюбленностью ученика в учителя.

Сколько же тогда ему было лет? Мне в мои 19 он казался очень взрослым, почти старым.

Так вот, в эту чудесную ночь мы ходили по маршруту, который начинался от нашей поскотины, шел по полю пару километров и возвращался назад той же дорогой. После первой ходки Х. остановился у поскотины, посмотрел на меня томным взглядом и спросил "Тебе ничего не хочется? " "Ээээээ" — ответила я "Подумай, — продолжал Х. , все еще смотря мне в глаза – если хочется, то надо сделать это сейчас, выйдем в поле, все видно будет, смотри Луна какая яркая. "

Конечно я подумала об одном и похолодела. Отвела взгляд и начала что-то блеять, пытаясь потянуть время и собраться с мыслями. Впрочем, будем честны, мысль у меня была одна "Как откажешь научному руководителю, в руках которого судьба твоего диплома?! "Я недоумевала, с чего это приличный Х. стал соблазнять меня, да еще вот так, на маршруте…впрочем, а как еще в экспедиции останешься наедине… "Так что, — нетерпеливо повторил вопрос Х. -  ты хочешь? Давай, нам еще 3 часа ходить, после этого хорошо будет. "  Девичья честь и девичья же гордость все-таки выиграли в споре с разумом по поводу потерянного диплома, и я гордо и даже немного возмущенно ответила, что нет! Ничего я не хочу! Х. помолчал секунду, а потом сказал "Странно, а мне хочется". Я уж было открыла рот, чтобы рассказать ему, что, конечно, он же мужчина, это понятно, я бы в общем тоже да, но ни в коем случае не с научным руководителем, но прикусила язык и лишь пожала плечами.   "Ты уверена? – в последний раз спросил Х. и продолжил "Ладно, мне очень надо, я схожу, а ты подожди меня тут". И он стал стремительно удаляться... в сторону туалета. И тут я поняла про что он! И тут же почувствовала желание! И какое! Немедленно захотелось прокричать ему вслед "Да! Да! Я тоже хочу! И в поле будет видно, и ходить легче будет! И хорошо потом станет! Возьмите меня с собой! "Но было поздно. Мне стало так стыдно за свои мысли, что даже после того, как Х. вернулся, радостный и облегченный, у меня не повернулся язык попросить его подождать меня. В следующий заход, — легкомысленно и в то же время обреченно подумала я.

В последующие 40 мин мне хотелось только двух вещей. Сначала настучать себе по голове за идиотские мысли, а потом как-то решить физиологическую проблему. И вот, почему-то не могла ему сказать… От одной мысли, что он поймет, о чем я подумала, мне становилось дурно и я готова была пожертвовать мочевым пузырем. Каждый понимает в меру своей испорченности – бичевала я себя, изнемогая от желания. Рядом шел бодрый Х. , и я старалась изо всех сил держаться так же бодро. Но закончились и эти долгие, бесконечные минуты. Закончился и этот путь, освещаемый равнодушной Луной. Мы опять подошли к поскотине. "Теперь моя очередь, — радостно сказала я – мне очень хочется, подождите меня, я скоро. "

То, что произошло тогда на концерте, стало легендой. На сцену вышел, чуть пошатываясь, старик. И тут мировая звезда, подруга Ремарка и Хемингуэя, — вдруг, не сказав ни слова, опустилась перед ним на колени в своем вечернем платье, расшитом камнями. Платье было узким, нитки стали лопаться и камни посыпались по сцене. А она поцеловала его руку, а потом прижала к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами. И весь большой зал сначала замер, а потом вдруг — медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то! — начал вставать. И буквально взорвался аплодисментами.

А потом, когда Паустовского усадили в кресло и зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих тихо объяснила, что самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ Константина Паустовского "Телеграмма", который она случайно прочитала в переводе в каком-то немецком сборнике. "С тех пор я чувствовала некий долг — поцеловать руку писателя, который это написал. И вот — сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо! "