три недели в летнем лагере, попутно обучая первую группу чему-нибудь естественнонаучному (хотя термин "волонтёры" тогда еще не изобрели). Поскольку на дворе 90-е, то практически никаких разрешений и согласований на это безобразие не требуется. Часть взрослого состава оформлена вожатыми в лагерь, остальные преподаватели приезжают так, медкнижки, ну и регулярный СЭС в разных позах. И всё.

Но есть проблема в день заезда. Несмотря на то, что администрация лагеря изначально предупреждена, что у них своя свадьба, у нас — своя, она пытается втиснуть нашу вольницу в свой план действий. Начинается с шока от того, что отряды формируются не по возрасту (какой там возраст, у нас все старшие), а по нам одним понятному принципу. Затем - то, что у нас уже заготовлены свои мероприятия, и отвлекаться на конкурсы "Алло, мы ищем... ", мы не будем. Долгие и плодотворные дискуссии по этому поводу начинаются утром после заезда и продолжаются до обеда. К обеду становится ясно, что у администрации запал тот самый иссяк, и она отстает от нас на всю смену. Но до обеда большинство взрослых (прежде всего – официально оформленные вожатыми) жёстко заняты, и школьников надо тоже чем-то занять, иначе, еще полные энергии, они в лучшем случае раскурочат лагерь.

Противоядие найдено уже давно. В первой половине дня заезда проводится Традиционная Заездная Олимпиада. Поскольку лагерь естественнонаучный, то обычный набор предметов на олимпиаде — математика, физика, химия, биология, ИТ. По результатам олимпиады отряды получают или не получают разные ништяки ("ten points to Griffindor"), что объявляется заранее. Поэтому школьники стараются.

Но в этот год из-за организационной неразберихи случилось так, что в стройные ряды желающих погрызть гранит набирали не строго по конкурсу, который проводился по тому же списку предметов, а и по принципу "это хорошие дети, творческие, способные, надо их взять". И среди "творческих, способных" затесалось несколько чистых "гуманитариев". Выслушав условия олимпиады, они самые и подняли на нас взгляд Кота в Сапогах из "Шрека". Мол, а мы как же? Мы не сможем помочь нашим родным отрядам? Посовещавшись, вносим поправку. Вместо выбора заданий по двум из пяти предметов (стандартное правило олимпиады), школьник может заявить о желании выполнить гуманитарное задание.

И тут приободрились не только перечисленные "гуманитарии". "Математики" с "биологами" (кавычки ставлю, поскольку этим восьмиклашкам еще было далеко до специалистов) радостно загалдели. Гуманитарные задания? Да это халява! Да мы ща легко!

Рассадили мы "олимпиоников", раздали заранее заготовленные задачи по естественным предметам. За это время моя жена, социолог с опытом преподавания истории и культурологии, подготовила список гуманитарных заданий. После чего подошла по очереди ко всем претендующим на "гуманитарную замену" и предложила выбрать из этого списка. И вот тут энтузиазм молодого поколения сильно угас. В том числе даже у тех, кто изначально жалобно поднимал глаза.

Трое желающих из почти сотни школьников всё-таки нашлись. Но что-либо хорошее смог сотворить только один из них. Его задание состояло в том, чтобы выбрать историческую эпоху, свою роль в ней, и описать один день из своей жизни. Скромностью парень не отличался, и описал последний день жизни Гая Юлия Цезаря-младшего. Описал подробно и исторически верно, включая обычное утро диктатора, его поездку в Сенат, обсуждение текущих проблем с сенаторами, названными по именам, прошение заговорщиков о помиловании брата одного из них, и даже правильные последние слова Цезаря (а не те, которые стали популярны благодаря Шекспиру).

Разумеется, он вошел в число призеров олимпиады, внеся заметный вклад и в копилку своего отряда. А остальные учащиеся той смены осознали, что гуманитарное знание далеко не то же самое, что халява.

Как положено, стали накрывать поляну, быстро распределили обязанности – кто костерок налаивает, кто угли раздувает, кто шампуры пристраивает. Кто салатик нарубает, кто и разливает по рюмкам. А один мужичок в процессе приготовлений отлынивал, зато для отех самых напитков вместо обычной рюмки выставил насупротив себя здоровенную эмалированную кружку.

Все слегка офигели. Типа, ну, Витек, ты даёшь – как готовиться, так тя и видно не было, а как эт самое, дык намылился большой кружкой хлебать. А

Витек, эдакий синячок неопределённого возраста, где-то от 50 до 70, смутился и грит, нальёте мне как всем, боле не надо, просто мне из кружки сподобней.

Ладно, пропустили по первой, по второй и т. д. Раззговоры, то да сё, и кто-то чего-то выдал, пошёл вспоминательный поцесс у других, другие к слову – как обычно. Слово за слово, байки, анекдоты. И мне прискакал на ум анек, безотносительно к присутствующим, как алкалоиды готовили поляну, а один вроде как сачковал. Ему дружбаны:

— Ты б колбаску нарезал!

А он:

– Не могу, руки дрожат.

— Дык хотя б по стаканам разлей!

— Рад бы – да руки дрожат!

— А чёж ты вообще-то могёшь?

— Ну, как – могу посолить!

В нашей честной лодочно-рыболовной компании все заржали. Кроме Витька:

— Чё смешного? Допьётесь до мого – тоже будут руки дрожать!

И тут все заметили, что у него уже был порядочный тремор и кружку в дрожащей правой руке придерживал тоже дрожащей, но в другие стороны левой – колебания взаимно гасились, хотя полного гашения не достигали.

Вот и пил из неё, чтобы не расплескать ни одной драгоценной капли.

... А до меня дошло, что применять умеючи надо не только марксизм, но и осторожно рассказывать анекдоты. Ну, чтоб случайно не задеть ранимые души уже далеко продвинутых алкалоидов.