училась на платном отделении престижного московского вуза и жизни себе не представляла без получаемой ею специальности. Бабок для окончания её обучения уже не предвиделось. Мобилизовав все свои знакомства, он устроился на одном московском суперпуперспецскладе обыкновенным охранником. Это было спокойное, хлебное место. Охранниками там работали сплошные отставники, бывшие полковники-подполковники со связями. Но вскоре склад приватизировали, и им назначили нового начальника охраны – совсем молодого парня. То ли ему некомфортно было командовать людьми на тридцать лет старше его по возрасту, то ли своих юных дружков хотел пристроить на блатное место, но стал он отставников выживать всякими разумными с виду издевательствами – установил для них нормы спринтерского бега, отжиманий, приседаний и подтягиваний, а сам стоял над ними с секундомером, блокнотиком и ехидной улыбкой. Отставники терпели, скрипели зубами и нормы выполняли – где бы они ещё нашли в

Москве такую работу. Вскоре двое уволились, когда у них схватило сердце, ещё трое совсем крепких ушли вместе, коротко сказав, что дерьмо хлебать устали. На их место пришла гнусноватенькая молодёжь. Она держалась особняком и своими собственными мелкими пакостями активно выживала оставшихся. Мой знакомый всё стерпел – его дочери к тому времени всего год оставался учиться. Но однажды начальник додумался до новой нормы – прыжки лягушкой на скорость. Об этом упражнении он сообщил строю отставников с самой издевательской ухмылкой. И тут мой знакомый не выдержал – вежливо и неторопливо подошёл к юному начальнику, молниеносным приёмом его развернул, крепко схватил за уши, высоко поднял в воздухе и принялся давать ему мощных пенделей, приговаривая:

"Признайся, шибздик, что у меня достаточная физическая подготовка и без этого упражнения! "Начальник жалобно выл в воздухе, отчаянно дрыгал ногами и не признавался, строй ржал, а юнцы за своего так и не вступились.

Через полчаса мой знакомый шагал по летней Москве голодный и без денег на обратный билет в родной город. В свою московскую съёмную квартиру он мог вернуться только на пять минут забрать вещи – нарушил честное офицерское слово рассчитаться за неё с получки. Его выгнали с работы не заплатив. Но после упражнения с ушами у него было хорошо на душе и легко на сердце. Возле него тормознул таксист и молвил – "я сам отставник, вижу, что хороший ты человек, и что худо тебе очень. Работу хочешь? "

Я познакомился с героем этой истории несколько лет назад, просто голоснув московское такси. Точный год и даже месяц желающие могут восстановить по оставшейся в памяти зацепке – мы тогда проезжали мимо молниеносно возведённой сорокаэтажки на проспекте Вернадского, как раз когда её стала разбирать нафиг обратно московская мэрия. К моменту нашей встречи он давно расплатился с займами на обучение дочери, научился сшибать до ста тысяч в месяц и легко отстёгивал ежемесячный тридцатник за жетон таксиста. Московскую квартиру ему подарила вставшая на ноги дочка. С меня он немилосердно содрал восемьсот рублей, на которые в

Харбине или Шанхае я мог бы хоть сутки напролёт кататься на такси до полного опупения. Но за такой рассказ мне этих денег было не жалко – у самого на работе так иногда хочется крепко схватить кое-кого за уши, высоко поднять в воздухе и надавать пенделей от души, невзирая на последствия…