сорвался. Не успел я опомниться, а он мне врезал по уху! Представляешь, мне и по уху?! За что?! – только и успел я крикнуть, а он: "Спроси у своего сына! " — и шмыг за дверь, и дверь на замок...

— Ну, рассказывай, паршивец, — обращается отец к сыну, — что ты снова натворил?

Сынок, зная суровый характер отца и последствия молчания, начинает нехотя объяснять:

— Да ничего особенного. Просто мы с Васькой, его сыном, хотели у них в квартире шарики надуть...

— Какие-такие шарики? – недоумевает отец

— Я взял их у вас в спальне. Они в пачках были. Всего там было три пачки

…

— Боже мой! — жена со слезами обращается к мужу, — Прости меня, дорогой, а я подумала, что ты мне стал изменять … Помнишь, месяц назад ты купил три пачки. Сказал, что это подарок для меня … И вдруг вчера они исчезли. Прости меня, дуру, за глупую ревность! — и она заревела громче …

— Молчи, дура, — за умную сойдешь! — рявкнул отец. К сыну:

— Продолжай, паршивец…

— А чего продолжать-то. Хотел я эти шарики дома надуть, не получилось у меня. Только слюней и соплей туда напускал… Тогда я пошел с ними к Ваське. Он всегда надувает ртом футбольные мячи и может даже подкачивать велосипеды …

— Ну, а дальше что было7 – не выдерживает отец, — про шарики рассказывай!

— А что дальше? Прихожу я к Ваське. Резинки в кулаке зажаты. Меня встречает его мать и сразу приглашает пройти на кухню чай пить. Что мне оставалось делать? Сунул я незаметно эти резинки в карман какой-то шубы, что висела на вешалке в прихожей. Захожу на кухню к ним, а там за столом уже сидит Васька со своим отцом. Отец поднялся сразу и сказал, что пойдет покурить в прихожую. Мать Васьки налила мне чаю. Потом задумалась, что-то вспоминая, и затем произнесла радостно:

— Мальчики, я сегодня купила шикарные конфеты! Сейчас я вас угощу. Отец, — кричит она, — достань из кармана шубы сладости и принеси сюда.

Васька обрадовался и я тоже жду … Вдруг из прихожей раздался какой-то звериный рев. Потом на кухню врывается Васькин отец, а в руках у него эти самые … и свисают между пальцами. А Васькин отец подскакивает к матери, тычет ей резинками в лицо и тихим голосом спрашивает:

— Говори, с@ка, чьи эти сладости?!

Мать, естественно, вытаращила глаза и ни слова! И Васька тоже глаза вытаращил и тоже ни слова. Установилась гробовая тишина. Тут я не выдержал и сказал правду:

— Они принадлежат моему папе!

Отец Васьки посмотрел на меня таким взглядом … Я сразу понял, что пора сматываться. Мы с Васькой выскочили и пошли гонять мяч. Вот и вся история …

Увидя такое дело, справедливо подумал, что хоть и хреновая, но все-таки машина, намного лучше коробки консервов. Бросает коробку, и за руль.

Сдавая задом задел пару машин и укатил в радостные дали.

Я застал момент, когда водители оскверненных машин и охреневший хозяин грузовика на пальцах и эмоциях рассказывали не менее охреневшему гаишнику о международной банде ворующей раритетные, праворукие развалюхи.

Понятно было, что грузовичок скоро найдут, ибо деревня есть деревня.

Но тут начинается Санта Барбара.

Грузчик, не справившись с управлением, в лучших традициях самураев, одним движением положил японский автопром на бок, проезжая на кольцевом объезде. Положил и ходу, ходу оттуда.

Но заява уже лежит в милиции. Грузчика вычисляют. Немногочисленные, человек десять-пятнадцать, свидетели дают показания. Грустный владелец грузовичка прикидывает стоимость ремонта. Его супруга тоже грустит и в перерывах пинает мужа в различные органы, повторяя магическое – "Двери надо закрывать".

Протрезвевший грузчик вспоминает рецепт сухарей и пакует вещи. Жена грузчика тоже грустит и ласково лохматит его шевелюру каким-то шанцевым инструментом. Поскольку грустила она сильно, грузчик на время выпал из оперативно-следственных действий и прилег в больничку с легкой ЧМТ.

Потерпевший, желая посмотреть кто покусился на его раритет, и, как я подозреваю, договориться о компенсации, приходит в больницу накануне выписки.

— О! Дима!

— О! Игорь!

— Это ты?!

— Это ты?!

Ну надо же! Чо сразу-то не сказал, что это ты? А помнишь, как раньше… А помнишь… А вот в 99-м…

Одноклассники, йпт…

Претензий уже ни к кому нету. Обещается, что завтра заявление забирается, покупается водка и все на свободе и все счастливы.

Перебинтованный грузчик клянется восстановить машину и порывается прямо сейчас бежать за водкой.

В это время на пороге появляется супруга грузчика, которая мгновенно просекает ситуацию и орет, что никаких денег у них нет и за машину путь платит "вот этот урод, когда отсидит". На последних словах она как-то кособоко влетает в палату, а на пороге появляется жена потерпевшего, размером с коллайдер.

— Ты чо, курва рыжая! Да ты мне стока денег заплатишь! Да я тебя вместе с "вот этим уродом" посажу!

Мужики робко пытаются прояснить ситуацию. Но ссорятся бабы. Уходи с дороги птица, зверь с дороги уходи.

"Курва рыжая" хоть и телом помельче, но духом дайбоже. В ход идут ногти, тазики, кружка и прочие окружающие предметы, кроме мужиков.

Милиция по вызову врачей приехала быстро, оценила погром и пригласила трепетных дам в себе в околоток. Где обе и написали заявления друг на друга. Кроме того жена грузчика написала заявление на потерпевшего, за вымогательство.

…В то же время потерпевший с горечью сетовал, что "фигово твоя Танька поступила". А Танька, хоть и организовала ЧМТ любимому, но все-таки своя, родная.

— Чо эт Танька?! – слабым голосом возразил грузчик. — Это твоя бегемотина первая начала!

"Бегемотина" тоже была родной потерпевшему. Да и остатки обиды за машину все-таки имели место.

… Когда милиция приехала во второй раз, грузчика уже привели в сознание и тот блажил фальцетом требуя бумагу и ручку для заявления.

— Архисложное дело! – чесал голову следователь. — Тут надо специальную следственную группу создавать. Потом подумал и добавил – и психолога привлечь. Пригодится.

на самой окраине села. Все коммунальные услуги на улице, в виде сортира на несколько толчков, и десятка замерзающих к утру умывальников. На ужин макароны с хлебом. Холодно — п@дзец). Там мы и стали знакомиться друг с другом. Вечер первого, долгого дня. Сидим на шконках под одеялами – тоскуем. На улице темень. Игореха был из Находки, и мы скоро станем друзьями, а к тому моменту обмолвились едва ли несколькими фразами. В барак заходит старшина и кричит его фамилию. Кстати сказать, выбор фамилии был странным, его была на букву "Х" — не с начала, ни с конца списка. Он встал:

— Я.

— Помыть гальюн!

— Есть.

Как старшина представлял себе этот трюк в неосвещенном сортире — я не знаю.

Игорехи не было пару минут. Возвращается быстрым шагом, запрыгивает на кровать, и ежась закутывается в одеяло. Смотрит под потолок, а на лице застыла непонятная эмоция.

— Че, уже помыл? – спрашиваю.

— Ага, — помолчал. — Ведро воды в темноту еб@нул! – Я уже ржал, а Игорь добил:

— А из темноты — [м]ляААДЬ!