Перестала посещать занятия, так как начала работать на двух работах. Работа отнимала много сил, не помнила, ела ли вообще за этот день хоть раз, спала очень мало.

Потом 90-е. Поздно возвращалась домой (жила в коммуналке с подружками), возле меня остановилась черная машина и силком затащили вовнутрь, а там такие рожи... — плачь, не плачь, отбивайся, не отбивайся... — нож к горлу и едем. Приехали, выпихнули меня из машины, колени в кровь и под локти потащили в какой-то местный ресторанчик. Запах табака, алкоголя, бандитский базар. Помню, что бросили меня на стул как тряпичную куклу.

— Эт чё?

— Так бабу привезли, как просил.

— Вижу, что не фраера. Чё, говорю, ободранка какая? Фуфло мне гонишь?

Пока эти двое разбирались, хотела попросить помощи у официантки, но та отмахнулась: "Нельзя нам, престрелят на месте". А мои похитители долго не заставили себя ждать. Тот, что блатной разговор вел — авторитет. На своем языке объяснил, что, мол, я для его увеселения не сгожусь, но вот компанию на сегодня составлю. Рыпаться не буду — живой до дому до хаты доеду. После моего согласия скомандовал, чтоб официантки в божеский вид привели. И привели — колготки откуда-то взяли, коленки йодом, чтоб через колготки шибко не выделяться, умыли, причесали, за стол с бандитом усадили.

— Другое дело. Нормальная фря.

Расспрашивал меня о жизни, говорил, чтоб все как на духу рассказывала. Ну, я и рассказала, как студенткой забеременела, как институт забросила, про две работы, на одной из которых и подруг, и жилье нашла, да и на будущее пригляд за сыном. В коммуналке же как: все соседи, как семья родная, — кто у кого папиросу стрельнет, кто с дитем посидит. "Вот и сегодня с сыном, — говорю, — старушка сидит, а я тут с Вами чаи распиваю". Насупилась бандитская рожа, меня к себе за подбородок притянула и говорит: "Ты, баба, дура, конечно, но интересная. Работенку бросай, будешь несколько вечеров со мной проводить — будет лавэ водится. А не будешь — сам приведу. Да ты не ссы, не в моем вкусе".

Потом на ватных ногах и опять под локти в машину и до хаты. И ведь не соврал, гад, что сам приведет. Как амбалов своих подошлет или сам явится — поджилки трясутся. И ведь не надо было ему интима от меня, слушал про жизнь в деревне до того, как в институт поступила, и как сытый кот улыбался. А от жизни в коммуналке так вообще гыгыгыкающим хохотом заливался. Деньги в сумку подкидывал, пока не видела и ведь баснословные суммы. Да только вскоре не стало его. Застрелили в бандитской перестрелке. Амбалы его говорили, что и прикопали другие бандиты как псину, что пока тех бандитов не уберут — не похоронить по-человечески.

Время шло. По скверу шел молодой высокий сероглазый брюнет с букетом хризантем. Нежно за руку взял немолодую женщину.

— Мам, я хризантемы купил. Они подойдут?

— Да, думаю, ему понравились бы.

Я взяла букет у сына, и мы направились в сторону старого кладбища. Тогда сын впервые увидел памятник во весь рост того, кто был и ужасом, и спасением для его семьи.

Расстроился вояка, надо, говорит, проучить их разок. Побрызгал деревья секретным раствором и развесил таблички на деревьях "осторожно! ядохимикаты! "

На выходных объявляется он и наблюдает картину: почти вся черешня на участке сожрана, таблички аккуратно сняты и сложены возле входа в дом, на одной из них при этом навалена здоровенная куча говна.

Не стану описывать его реакцию, ибо не видел ее. Но говорят, что злобное рычание и проклятиями были слышны в радиусе нескольких километров.

А еще через выходные приезжала милиция к соседу этому. Интересовалась, не знает ли он по какому поводу на участках, что за речкой, случались массовые отравления с доставкой в больницу и длительным дрыстанием пятерых подростков.

Замяли это дело, в общем, но самое главное, что на вопрос: "а как же он сам собирался жрать эту отравленную черешню", военный ответил внятно: тот хический супостат вступал в реакцию с водой и таким образом смывался. То есть черешню нужно было просто помыть!

Мораль: если уж с[тыр]или, то хотя бы помойте!