об одной пикантной истории.

Фирма, в которой Василий Николаевич имеет четь быть директором, занимается поставкамивсевозможного продовольствия — от гречневой крупы до соленых огурцов в банках. Точнее несоленых, а консервированных, которые отчего- то по новой моде именуют не огурцами, акорнишонами.

Случилось так, что в один день вместе с завозом товара Василия Николаевича одолели оптовики-покупатели. Ни для кого не секрет, что покупатель на фирме это всегда праздник, а покупатель, который рассчитывается наличкой, — чисто Божий ангел.

Пока бухгалтерша отписывала накладные, а задорные грузчики с гопаньками лихо выносили коробкис товаром, Василий Николаевич был занят ответственным делом: пересчитывал купюры и, складываяих аккуратно по 100 штук, перевязывал резинками, теми самыми, для наличных денег. Пока с ужасомне обнаружил, что денег, как и посетителей, еще пруд пруди, а перевязывать банкноты большенечем.

Предприниматель нынче практичный. Смекнув, что данную конторскую мелочь сейчас днем с огнемне сыскать, Василий Николаевич, недолго думая, взял 10 — минутный перерыв и отправился вближайший коммерческий ларек, где и приобрел несколько пачек с изделиями љ2 с полуголымираскрашенными девками на обертках.

Продавщица ларька, обслуживая столь любвеобильного клиента, приятно улыбнулась и пожелала:

— Сладкой ночи!

Отчего Василий Николаевич, человек женатый и порядочный, зарделся.

— Да вы меня не совсем так поняли, — принялся оправдываться он, но продавщица киоска уже дариласвое внимание другому покупателю.

Вернувшись в контору, Василий Николаевич вывалил на стол свои покупки. Воцарилось деликатноемолчание. Потом грузчики хмыкнули, бухгалтерша стыдливо потупилась, а покупатели с интересомвоззрились на действия директора, который взял в руки конторские ножницы и принялся состервенением вскрывать упаковки с изделиями љ2.

— Не порвутся? — очнулась бухгалтерша, глядя на растущую кучу самодельных резинок дляперевязывания наличных денег весьма оригинальной расцветки.

— На том месте не рвутся, а на деньгах должны? — недовольно проворчал Василий Николаевич.

К вечеру у Василия Николаевича болели руки от непрерывного пересчета разноцветных купюр, алегкий аромат, исходящий от презервативов, застрял где- то глубоко в горле.

— Устал, милый? — супруга встретила Василия Николаевича, как всегда, приветливо. — А я щейнаварила. Будем ужинать.

На следующее утро, выйдя к завтраку, Василий Николаевич обнаружил на столе горячие сосиски, яйца вкрутую и развернутый газетный лист, на котором были сложены скомканные обертки сраскрашенными девками. Обертки были тщательно пересчитаны. В углу листа рукой супруги ВасилияНиколаевича было выведено: 19!

— Я нашла ЭТО в кармане твоей куртки.

Василий Николаевич, глупо улыбнувшись, начал спутанный рассказ про банки с огурцами, проналичные деньги, про то, как кончились резинки. Для перевязывания денег. Супруга внимательнослушала и сочувственно кивала головой.

Когда Василий Николаевич закончил, супруга выдала:

— Ну, я все понимаю. И мужику иногда расслабиться надо. Но как бы я хотела взглянуть на этусучку:

— На какую?

— Не прикидывайся! — она кивнула на подпись 19! — Со мной ты никогда не был такимтемпераментным, даже после свадьбы!

и болотам или поиграть в салки на "разбитом мосту" (во время ВОВ его то ли взорвали, то ли разбомбили).

Но к 9 часам вечера, а то и раньше, всех загоняли по домам. Чем старше мы становились, тем позже можно было вернуться домой. Меня загоняли позже всех и все вечера проходили по-своему уныло.

Но вот в одно знаменательное лето я был практически полностью предоставлен сам себе. Родственники иногда меня навещали, чтобы убедиться что я еще жив и похож на человека. Но в целом я был предоставлен сам себе, и не стеснялся этим пользоваться. И вот одним теплым летним вечером все разошлись по домам, свобода действий оставалась лишь у меня и еще одного товарища, которого каким-то чудом отпустили потусоваться на пару суток со мной.

Кино, дискотеки, ночная тусовка — всего этого в городе не было. В 22.00 жизнь в городе замирала, лишь в редких окнах можно было увидеть свет лампы или телевизора. Улицы были пустынны и темны, только в центре города, где светофор и Ленин, было приличное освещение. И именно туда мы брели, почти бесцельно.

Чтобы в пути не было скучно, мы прихватили с собой здоровенный баллончик какой-то легковоспламеняющейся аэрозоли. Спички и зажигалки, разумеется, тоже были с нами. На пути нашего следования периодически попадались предметы, которые мы считали необходимым подкоптить или исследовать влияние огня на эти предметы. Процедура была крайне проста: один исследователь начинает распылять аэрозоль, а ассистент поджигает распыляемую жидкость. Горела эта штуковина хорошо — язык пламени выбрасывался вперед почти на метр, чем приводил нас в полный восторг. И вот так с шутками и легким fireshow мы достигли центра города. Никого не встретив по пути, мы были твердо уверенны в том, что спит уже весь город и двух других таких как мы встретить невозможно.

Очередным объектом для пламенного эксперимента был выбран обычный дорожный знак. На центральной улице, между остановкой общественного транспорта и административным зданием. На всякий случай мы встали с неосвещенной стороны, укрытые деревьями и приготовились зажечь свой олимпийский факел. Все очень просто — перед использованием встряхнуть, направить на мишень, распылить и чиркнуть спичкой...

Звук чиркающей спички и распыляемой аэрозоли мгновенно превратился в гул горящей смеси, вырывающейся из темноты и разбивающейся о знак "Остановка запрещена". Оказалось, что мы здесь были не одни. Пара местных алкоголиков отдыхала на автобусной остановке и они, как и мы, явно не ожидали кого-то встретить. Истошный крик одного из них: "Колян! Колян! Драконы! Драконы! ", дал нам понять, что наши эксперименты на сегодня закончились.

до нужного места, а когда наступала очередь расплачиваться (в среднем 6-7 долларов), протягивал купюру в 1000 сингапурских долларов. Разумеется, ни у одного водителя не оказывалось сдачи. Дело иногда доходило чуть ли не до драки, но в итоге учителю всегда удавалось выйти сухим из воды. То есть непобитым. А главное, с неразмененной волшебной купюрой.

Однажды учитель решил и в парикмахерскую сходить бесплатно. Он зашёл в небольшой салон, постригся и по окончании протянул свою любимую купюру. Парикмахер и глазом не моргнул. Он взял деньги и сказал, что сейчас разменяет их в банке по соседству и даст сдачу. И вышел. Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Учитель стал немного волноваться. Наконец парикмахер вернулся. В руках у него был тяжёлый мешок. Он опустил его у ног учителя. Сказав, что это сдача, парикмахер прошёл к своему креслу, сел в него и как ни в чём ни бывало стал читать свежий номер газеты "The Straits Times".

Дрожащими руками учитель открыл мешок. В нём были монеты. Много монет. И все одного достоинства — 10 центов. Надо отдать должное парикмахеру — он был явно мужиком сообразительным, и заблаговременно выпотрошил монеты из банковских упаковок. Теперь они лежали в мешке, словно тыквенные семечки.

Следующие три часа учитель потратил на пересчёт. Хорошо, что с собой имелась спортивная сумка, куда он закидывал уже пересчитанные монеты. Находившиеся в парикмахерской люди прыскали от смеха.

Закончив считать, красный от злости и досады учитель взвалил на плечи сумку, где было 990 долларов, а точнее 99000 центов и вышел вон. Он плёлся в банк и проклинал всё на свете.

Однако уже к вечеру настроение учителя поправилось. Он со смехом рассказывал о случившемся и говорил, что ему ещё крупно повезло. Я недоумевал, в чём заключалось везение.

— Ну как же, — объяснял учитель, — ведь парикмахер оказался лохом. Ведь он мог разменять купюру на монеты не в десять центов, а в один!