Не знаю, как сейчас, но в те годы Центральная Станция Переливания Крови в Риге представляла собой внушительное зрелище. Классический сталинский стиль — колонны, мозаичные панно, широкие лестницы и, поразившая нас спецодежда. Перед сдачей крови нужно было облачиться во все белоснежное: бахилы до колен, балахон-распашонка, а на голову шлем, закрывающий голову вместе с шеей и с прорезью напротив глаз. В общем, человек становился похожим на какого-то космонавта. Все нервничали ессессно — первый раз все-таки. И вот мы, первая группа космонавтов, торжественно по этой лестнице взошли наверх. Процесс пошел. Но из-за этой спешки у одного из моих товарищей слишком быстро вытащили иглу из вены, не сразу согнули руку в локте и приложили ватку. А т. к. он в это время очень энергично работал кулачком, то кровь щедро окатила его с ног до головы. На белоснежном фоне это смотрелось очень эффектно.

Впечатление было такое, как будто его расстреляли из крупнокалиберного пулемета.

Ну, а дальше все родилось само собой, экспромтом. Когда мы шли обратно, двое из нас синхронно, нежно подхватили товарища под локоточки, а он стал подгибать ножки и пошатываться. Вот в таком виде мы по этой парадной лестнице и сошли...

Пипец. Вы бы видели, что там началось... С каждым нашим шагом ожидающий своей очереди народ бледнел, отшатывался от нас и медленно и молча выпадал в осадок... Кое-кого пришлось приводить в чувство нашатырем.

Незабываемое зрелище...

А когда мы сняли наши маски и народ увидел наши ухмыляющиеся рожи — мы много чего интересного тогда про себя узнали... Заслужили в принципе.

Вот такие курсантские приколы. Глупые были, молодые... Эххх...

чем длиннее маршрут – тем (для пассажира) дешевле каждый километр полета. Если же учесть еще и 50% скидку для учащихся, то сегодня просто никто не поверит за какие по сути дела копейки я без конца летал по этому "кругу". Мой директор не возражал: лишь бы я был на сцене в назначенный день и час, предлагал мне безналично перечислять всю мою зарплату в аэропорт – я бы экономил на налогах.

С "круговым билетом" мне нужно было в каждом городе маршрута придти к диспетчеру, отстоять пару часов в очереди и забронировать место на следующий рейс. Быстро убедился, что хороших компьютеров и связи у авиации нет, а хороший бардак есть. Изучил их пометки на моих билетах при бронировании, попробовал "бронировать" себя на понравившиеся мне рейсы сам – и даже сам не ожидал, насколько же это лучше, чем в очередях толкаться. Приезжаешь в любой аэропорт, не боясь опоздать, выбираешь себе рейс и гордо идешь себе на посадку, даже если объявлено, что ни одного места нет. Для тебя то уж найдут одно местечко, как миленькие, чтоб премию какую-нибудь не потерять. Так всегда и делал, но один раз

"влетел по-крупному".

Прибыл я во "Внуково", помнится, 16 июня утром, а вечером у меня в Сочи концерт в 20:00. И вот тебе на – на всех 32 рейсах на Сочи объявление:

"задерживается по метеоусловиям". Просидел сутки в аэропорту – ни один рейс не улетел. Накрылся этот мой концерт в Сочи. Сижу, точнее уже стою

– народу навалило, сесть некуда — вторые сутки. Накрылся мой второй подряд концерт в Сочи. Не уволят, конечно, нашли небось мне замену, но уж разборка-то меня ожидает. И тут наступает 18 июня. В 21:15 у меня передача на Сочинском ТВ, и если я ее сорву, то "голубой огонек" для меня погаснет навсегда, как пить дать. "На работе еще можно как-то халтурить, но на халтуре можно только изо всех сил работать" — таков суровый закон для всех музыкантов (иначе ведь ни на какую "халтуру" больше не позовут). Я стою 3е сутки, прислонясь к какой-то колонне в бескрайней толпе застрявших пассажиров и теряю последние капельки надежды. Вдруг, о чудо! Между отмененными и отложенными рейсами на Сочи внезапно вспыхивает: "начинается РЕГИСТРАЦИЯ И ПОСАДКА на рейс 545 (к примеру)". Уверенным росчерком своей шариковой ручки немедленно

"бронирую" себя именно на этот рейс, и — к выходу на посадку.

Дальше дела почему-то развиваются не по привычному сценарию. Вместо обычного переполненного "скотовоза" ко мне, одному-одинешеньку пассажиру, подкатывает шикарный огромный автобус с водителем в белых перчатках, и он даже вдруг помогает мне втащить внутрь салона мой чудовищных размеров, затертый и навеки перепачканный рюкзак (о нем отдельно, в других историях). Я понимаю, что мне оказывается очень большая честь, но отчего-то возникает тут же и нехорошее предчувствие, и не зря возникает...

У трапа самолета стоит, кого-то поджидает черная "Волга". По характерно оттопыренным локтям двух мужиков, что из нее вылезли мне навстречу (как будто им что-то мешает подмышками), я уже догадываюсь, о чем будет речь.

Я уже встретил типа с такими локтями на рейсе Москва-Ленинград. Ему непременно хотелось одному сидеть на всем первом ряду возле кабины пилотов, а я пришел раньше него и уже там уселся. Так вместо того, чтобы показать мне с самого начала, что именно у него подмышками, а еще лучше

– служебное удостоверение, этот м*дак начал меня из моего места силой выдергивать, немножко ушибся, а я имел в результате крупные неприятности.

Эти же двое ребят точно ждали кого-то еще, но никак не меня. Попросили меня показать билет и документы, а затем оттеснили меня в сторону, потому что подвалили два роскошных, (еще лучше "моего") автобуса и оттуда стали выходить и подниматься по трапу какие-то очень серьезные и важные на вид люди. Кто они были – так и не знаю, не до них было, кажется иностранцы. Мне объявили, что ни одного свободного места во всех салонах самолета нет и, чтоб я "уходил к тем, кто меня на этот спецрейс умудрился забронировать".

Утопающий хватается за соломинку, я был в точно такой же ситуации.

Поэтому я спросил у проходящего мимо меня экипажа: "А разве отменили правило, что кто первым к трапу пришел, того и сажают в самолет первым в такой ситуации? Я же вперед них к трапу подъехал, вот и пускай кого-нибудь из этих "важных гостей" на перрон высаживают, а меня везут.

У меня тоже есть важная причина быть на этом рейсе – ТВ срывается".

Штурман (-кажется, остальные уже в кабину прошли-) говорит: "Если бы ты знал, кого мы на этом рейсе в Сочи везем – не просился бы к нам на борт, об этом и речи быть не может". Говорю ему вдогонку: "У меня бутылка коньяка в мешке — она ваша". Тот тормознул у входа и кричит мне сверху:

"Мы в полете не пьем. Нам нельзя!" Я успеваю крикнуть: "Так ведь после полета – можно!" Дверь самолета захлопывается, но вроде бы донеслось из-за нее: "Доложу командиру..."

Самолет поволокли тягачом на взлетную полосу, уехал трап, а все три автобуса ("мой" и их ) уехали еще раньше. Я долго бреду по пустынному летному полю со своим мешком, никому ненужный, назад, в полную безнадегу. Но что это!? Сзади доносятся крики: "Давай нам вон того, с рюкзаком, с телевидения!" Это весь наш замечательно красивый в своей

"Аэрофлотовской" форме экипаж столпился в открытой двери самолета и дает целеуказания, подлетевшему к ним милицейскому патрулю. Патруль мчится ко мне, хватает меня в машину и — к самолету. Вдалеке уже разворачивается трап и едет обратно, к нам, а бедная дежурная по посадке на полной скорости чешет наперерез трапу. Вспрыгивает на него на ходу: ей же голову оторвут, если она у меня посадочный талон не оторвет у билета.

Заботливые стюардессы извиняются, что для меня нет места – мне придется сидеть на длинной скамье у выхода. Я тотчас же на этой скамье вырубаюсь

– не спал трое суток...

Посадка. Двигатели молчат. Просыпаюсь от горячей (хотя и вполголоса) и очень интересной дискуссии прямо над моей головой. А именно, на словах:

"Что ж ему голову, что ли, разрубать будем?" Пытаюсь встать – не тут-то было. Я заснул, оказывается, прислонившись головой к щели между дверью и корпусом самолета, за бортом были обычные минус 60, внутри намерз, как обычно, лед, который бортпроводники, как обычно, пришли сколоть топориками, чтобы затем открыть дверь наружу. Необычно было только то, что на этот раз в лед вмерзло пол- моей головы с длинными (кто бы сегодня поверил) волосами. Подъехали к трапу автобусы за важными пассажирами, уже стучат в дверь снаружи: "Вы что там – уснули?"

Какой там уснули – идет лихорадочная работа. Стюардессы льют мне на голову горячую воду, экипаж крошит лед вокруг головы мелкими, частыми ударами обратных концов ножей. Сразу видно — инженеры. Обомлевшие пассажиры (такого они еще не видели) стоят в проходе и наблюдают.

Начинают отрезать мне волосы у самых корней, но командир твердым голосом это пресекает – "Вы что – ему ж сейчас на телевидение!". Наконец, я сижу все еще с кусками льда на голове, но пассажиры уже могут выходить.

Выходя последним, достаю обещанную бутылку. Экипаж в один голос – "Нет, не возьмем. Мы ж тебя так намучили". Я им возразил, что они просто обязаны теперь выпить за мое здоровье, чтоб у меня менингита от этого проклятого льда не случилось.