Секретарь Рита на работе отжигает. Пришёл мастер по ремонту кресел:

— Что у вас сломалось?

Рита:

— А вы кто, Мастер?

— Да.

— Очень приятно, а я Маргарита.

Моя мама переписывается с сестрой моего отца (в детстве они были лучшими подругами). С отцом мама развелась, когда я была ещё у неё в животе. Он знал про беременность, ни разу не поинтересовался, как мы, живы-здоровы, всё ли в порядке, не говоря уж о алиментах. И тут он через свою сестру передаёт мне привет. Через тридцать [дол]банных лет. Привет!

Бабуле за 80 далеко, есть уже правнуки, грехи все списаны поэтому, но все равно умна, доброжелательна, афористична, в полном уме и здравии. Не скажешь что за плечами война, Освенцим, Казахстан и прочие прелести прошлого.

— Слушает телевизионную туфту про пенсионную реформу: да, говорит, мы за трудодни корячились, а вам снова за палочки горбатиться на этих бездельников. Такие же рожи как и в наше время — врут, воруют и не краснеют.

— Глядит в окно на бесконечную пробку, бибикающую под окнами: опять перекрыли проспект, значит галеры сейчас погребут на дачу.

— Нахамила ей офисная служилка в префектуре: бабуля улыбнулась и говорит: милочка, запомни, тебе очень повезет, если доживешь до моих лет, клерчихи долго не живут, потому что их все, везде и всегда _бут не переставая.

— Очередь в поликлинике. Внимательно слушает повизгивания представительниц креативного класса насчет освобождения Ходорковского — какая он душка, не чета остальным и тп. Да, говорит, шлюхам и дурам всегда наплевать откуда вор деньги взял, главное чтоб ряха посимпатичней была.

— Очень любит и понимает оперу, буквально боготворит Хиблу Герзмаву. Поэтому этих певичек отряда АБП не называет иначе как мэтрёны моисеевны. А супружников их даже я затрудняюсь перевести с казахского — очень вкусный язык для обозначения нашей эстрады.

Дай бог ей еще долгих лет.

Опережаю своих ровесников в развитии. Пока они рожают детей и делают карьеру, я уже старый дед, который всем недоволен.