Дождливый октябрьский день. Ваганьковское кладбище. Тишина.

В жопу пьяный граверных дел мастер неторопливо выбивает на свежеустановленной могильной плите: Петров Петр Петрович... родился... скончался... и т. д. За его спиной две печальные бабушки, родственницы усопшего, контролируют процесс. Спрашивают:

— Молодой человек, а можно снизу маленькими буковками приписать:

"Любимому Петеньке от любящих сестры и тети"?

— Да мне пох[рену], хоть "С Новым Годом!"

Мужик звонит в дверь. Ему открывает маленький мальчик. Мужик его спрашивает:

— Где твоя мама?

— Ее переехал самосвал.

— Какое несчастье. Ну а где твой папа?

— Его тоже переехал самосвал.

— Как жалко! Ну а где твоя бабушка?

— Ее тоже переехал самосвал.

— Ну дедушка у тебя точно есть.

— Его тоже переехал самосвал.

— Ну а что же ты один дома делаешь?

— На самосвале катаюсь...

Однажды Карлсон надел штаны наизнанку. Так появилась мясорубка.

Ливерпуль, XVII век, портовая корчма. Сидят за столом старый морской волк без глаза, без ноги и без руки (с протезом в виде крюка) и туча молодых матросов, и хавают ром.

— Старик, а ногу где потерял?

— Короче, братва, было дело возле Кубы. Испанский галеон брали, битком набитый золотом. Идем на абордаж, я уже приготовился, перелез через борт, а тут волна наш корабль подбросила, врезались, а я не успел среагировать и ногу оторвало к ядреной матери...

— А с рукой-то как дело было?

— Дело было в Средиземном море. Турецкую галеру с бабами для ихнего султана брали, значит. Hу, абордаж, пока ребята турков резали, я прямиком в трюм к бабам. Hу, засмотрелся я на красоту, и тут мне евнух, гад, ятаганом руку и от$%ячил...

— Hу, а глаз?

— Да это тут, на пристани.. .

—???

— Чайка насрала, а я забыл, что у меня крюк...