В очередной раз прихожу, веду важные беседы о всяких животных с такими же знатоками как я, но мой конек экзотика, уникальные домашние питомцы. Тут какой-то шмырь берет меня за пуговицу и шепотом сообщает:

— У меня есть то что вам нужно! Ни у кого такого нет!

Оказывается он моряк, недавно вернулся из плаванья в жаркие страны и привез оттуда крокодила.

— Вы будете довольны, это карликовый кайман, совсем ручной. Представляете как вы будете гулять с ним и все будут глазеть на вас! Чудо! И всего за 100 рублей!

Представил себе эту картину: я с крокодилом на поводке иду по улице и все девушки на меня смотрят. Крокодил карликовый и ручной. Но что-то в моем юнном мозге заподозрело подвох, уж слишком необычно это.

Видно на моем лице сомнения тоже проявились.

— Вижу, что вы правильный человек. По этому случаю я готов отдать его вам всего за семьдесят...

Быстрая скидка в цене меня насторожила, но моряк был активен и уже звал меня познакомиться с крокодилом у него дома. Жил он недалеко, но пока дошли цена снизилась до пятидесяти – и все, якобы, потому, что я идеальный хозяин для крокодила. Я стал расспрашивать где он держит своего питомца и мне было сказано, что в ванной. На это я заметил, что хлорированная вода может повредить глаза крокодила.

— Я вижу вы действительно разбираетесь в вопросе и кайману будет хорошо у вас. Поэтому я отдам его за 25!

Дома нас встретила жена моряка, имевшая вид неприрученного крокодила.

— Явился наконец! Я в ванну хочу! Немедленно забери эту тварь.

На что моряк ответил почему-то мне я не ей:

— Вы знаете, я вижу, что вы просто созданы друг для друга и поэтому я отдам вам его даром...

Слово "даром" в Одессе очень настораживает, но мне было поздно отсупать после стольких лестных слов о себе как о знатоке животных.

Кратенько опишу карликового крокодила. Я, честно говоря, по сей день плохо разбираюсь в видовой принадлежности крокодилов. Может он и был кайманом, но очень сомневаюсь, что карликовые кайманы вообще бывают, может это был еще детеныш, но он имел в длину никак не меньше метра ибо занимал в всю ванну. Оставалось передать крокодила из рук в руки.

Видно моряку так хотелось, чтобы я имел карликового крокодила, что он действовал мгновенно: в ванну была сунута палка от швабры в которую мой новый питомец запустил зубы. Пока он перегрызал швабру моряк с огромной лавкостью замотал челюсти веревкой. В следующее мгновение крокодил был засунут в мешок. По-видимому из-за темноты он немного утихомирился, что дало нам возможно примотать хвост к остатку швабры, потому как хвоста мы боялись не меньше, чем челюстей.

— Не волнуйтесь! Это он пока вас не знает, вы для него еще чужой. Пару дней и привыкнет.

Как только я с мешком вышел моряк испарился.

Дома я набрал ванну воды, долго ее коломутил, чтобы удалить пузырьки хлорки. Крокодил по-видимому устал пока мы его связывали и пока я готовил воду для него, поэтому мне удалось распутать его без относительно серьезных травм.

Личное знакомство я начал с помощью курицы из холодильника. Курица кайману понравилась, а маме ее исчезновение нет. Жрал мой кайманчик отлично, впрочем как и испражнялся, но дружбу со мной не налаживал. Менять воду под крокодилом я побаивался и вскоре его стало почти не видно в грязной воде, запах – соответственно.

Через четыре-пять дней моя немытая семья поставила ультиматум: или-или. Я имел друга-ветеринара в зоопарке и с его помощью мы перевели моего карликового кайманчика туда. Крокодилы, видно, достаточно умные, потому что мой кайманчик не простил мне предательство и даже через месяцы не делал разницу между обедом и мной. А я не настаивал, зная что сам поступил с ним не этично. Зато хвастовство перестало быть чертой моего характера.

Отсидев там три недели и вернувшись в "родную" казарму я получил обходной лист. Явившись в тех-домик за подписью шефа нашей группы по прозвищу "шеф" опять оказался удивлен. Вместо того, чтобы проклясть меня, как раз[гиль]дяя, он заулыбался обнял меня и пригласил к накрытому столику.

— Эдвинс, оставайся на службе, мы все порешили!

При этих словах он вытянул из кармана своей технички толстую пачку дензнаков, сложил их веером и стал размахивать ими под моим носом. Багровые профили Ильича казалось злорадно усмехались. Со временем я узнал все подробности.

Среди всего прочего в части готовили резидентов разведки, а первым условием была внешность. Потому и собирали нацменьшинств вроде греков, венгров, немцев, китайцев. С лицом чистокровного сармата был только я один. Кто немного читал историю, тот знает, что английская аристократия по большей части сарматского происхождения. Два британских легиона были сформированы из сарматов и они так и остались на этом острове. Вдобавок я помог пропихнуть Коробка, довольно простого парня из Вязьмы на Клязьме в Генштаб.

Ну и прошел зимой "губу", где в сильные морозы не топили, а с пяти утра до 12ти вечера заставляли работать ломом почти без перерыва. То есть все испытания я прошел и был готов к военной карьере.

Но имея аналитический ум и видя изъеденную "молью" подкладку этой еще приличной с виду шинели я безоговорочно отказался, Союз подавал признаки скорого пи[c]еца. И по скорому двинул в здание аэропорта за билетом.

По прилету домой жизнь сразу же не заладилась. Никак нельзя было устроиться на приличную работу, а потом не ставили в очередь на жилье. Пришлось пойти в авто-цех на переборку трамблеров в бригаду запойных алкоголиков. Я болтался, как говно в проруби, но не унывал. В армии пристрастился к чтению закрытых архивов и занялся собирательством и чтением старинных книг. Особой удачей было приобретение за литр водки полного комплекта журналов "Военное обозрение" еще той Латвии. В них было много уникальных статей по истории.

Но в один из будних трудовых дней переборка очередного трамблера была прервана телефонным звонком. Мастер поднял трубку и побледнел, потом изменившимся писклявым голоском вдруг произнес:

— Тебя срочно вызывают на Мороза.

Я не стал переспрашивать. Дом на улице Мороза знали все, в нем располагалось местное отделение КГБ. Дело было при Андропове и о пытках в его подвалах слагались городские легенды. Но мне в тот момент все было по барабану, вытер руки от солярки, переоделся и направился к дому ужасов. В прощальном взгляде мастера проблеснула слеза.

И вот звонок в дверь и дежурный ведет меня по лестнице с чугунными перилами на второй этаж. Там я попал в узкий кабинет со столом и местом председателя. Его занимал еврей с карикатурно большим носом и в майорском сюртуке.

— Ну присаживайтесь и рассказывайте!

— С армии что-ли звонили?

— Что там с армией? — заинтересовался он.

Я в то время не понимал разницу между ГРУ и КГБ и стал рассказывать о вербовке.

— Когда они нахрен от меня отстанут?

Майор вдруг растерялся и засуетился:

— Вы так не переживайте, к нам поступило заявление, что вы читаете книги нацистской Германии. Всего лишь напишите расписку, что не будете выступать против Советской власти и принесите ту книгу на проверку.

Я улыбнулся в душе. Речь шла о книге латгальского писателя Ченчу Езупа о событиях 1905го года. На ее обложке были изображены парень и девушка арийской внешности в студенческих шинелях с галунами. Майор несколько смутившись выдал дежурную фразу:

— Вы того, если заметите антисоветские поползновения, то сообщайте нам. Вот номер телефона.

Выйдя я смачно харкнул прямо у входа и пошел гулять по городу.

Через две недели ко мне подошел неприметный мужичок из шоферов и заговорчески заговорил:

— Знаешь кто на тебя настучал? Твои коллеги белорус и отставник. Отставник руководил, а белорус писал.

— Спасибо, значит углядели у меня книгу.

Зашел в цех, у стукачей были красные от самогона глазки и ехидный вид. Ну ладно, посмотрим! А через пару дней я позвонил своему "куратору" майору Борису Григорьевичу:

— Разрешите доложить, что мною выявлен польский националист прославляющий жизнь в Белоруссии при диктатуре Пилсудского.

Ответный звонок в цех не заставил себя долго ждать. Получив приглашение мой белорус затрясся всем телом, потом тремор перешел на руки и болт никак не попадал в гнездо. Морда лица покрылась багровыми пятнами. К его ужасу он был принявши с утра стопарик самогона. Я наблюдал и усцыкался за верстаком.

С отставником вопрос решался жестче. За два литра водки мои -друзья алкоголики брались его немножко от[метел]ить в воспитательных целях. Решено было устроить ему темную в пятницу вечером. Для чего из дома я принес джутовый мешок из-под кубинского сахара.

В пятницу темная не состоялась по причине отсутствия объекта будущего надругательства. Не появился он и на следующей недели. Мастер что-то прознал и беспокоился:

— Не убили ли?

Через неделю пришло письмо из Воронежа с просьбой прислать трудовую и расчет по новому адресу. Операцию я провалил, алкаши ненадежные люди и язык не держат за замком. Жизнь научила меньше посвящать посторонних в свои планы по достижению цели.

Или ты ребенок. Как начал ходить — начал работать, искал грибы, стругал свистульки, прял пряжу. Старался изо всех сил, потом тебя зарубил потехи ради встречный самурай, затоптала конями не заметив того банда атамана Крутопупенко, прибился юнгой на пиратское судно и был смыт волной, ацтеки вырезали сердце на вершине пирамиды Хеопса, померла от оспы как братья и сестры, мать продала в бордель, а по итогу снова недород — и родная бабка запекла тебя в русской печи.

Ну или женщина. Как сиськи выросли — так и взрослая, родила двадцать четыре ребенка, выжило целых пятеро (если считать того, что к пиратам подался), была регулярно бита старшими женами, молчала в тряпочку как положено жене самурая, возделывала хлебное дерево и пасла северных оленей, сожгли на костре как ведьму, потому что рыжая.

Впрочем, ты мог быть и мужчина. Как-то пережил детство, до старости еще лет двадцать, честно пахал землю, нанялся в ландскнехты, заслужил право носить шелковое кимоно, когда спас маршала от похмелья, потерял ногу не помнишь где, побирался, пережил чуму, прокладывал железную дорогу, основал новую ересь и помер от дизентерии в индийских джунглях.

В общем — не очень легко.

При этом человечество в целом как-то развивалось, временами какие-то мудрецы призывали к странному, рабство вышло из моды, детей и женщин стали считать людьми, Бог по словам жрецов помягчел, сифилис научились лечить ртутью, изобрели противогаз, [мав]ры получили права как белые, стало нельзя то, что раньше было можно и стало можно то, что раньше нельзя. Электричество нашло широкое применение в быту. Изобрели нейросети.

... Но внутри-то к сожалению всё то же самое. Абсолютно. Только прикрыто слегка. До первого недорода. До первого атамана. До первого костра.

Так что цените момент.

Сергей Лукьяненко