Приснился сон, что меня сам Тилль позвал в Раммштайн ударницей. Я ездила с ними по гастролям и играла на барабанах; общались на немецком и русском языках. В реальности на барабанах не играю, немецкий не знаю.

В детстве в наше садовое товарищество по средам приезжала машина с молоком. Она приезжала к десяти, но в девять все уже были на маленькой площади со сторожкой, занимали очередь, болтали, делились новостями. Тогда это был огромный дефецит, давали всего один литр в одни руки. Поэтому меня брали всегда с собой, хотя мне было года четыре, у меня тоже был свой бидон, и я, важная такая, ходила и ждала вместе со всеми, когда же будет молоко. Иногда соседский дедушка, который меня очень любил, покупал мне жвачки по рублю в стоящей рядом палатке. Когда в наши ворота заезжал молоковоз, все сразу радовались, строились в очередь. Я помню этот прекрасный запах свежего молока. Как молочница наматывала на кран свежую марлю, чтобы его процедить. Набрав молока, мы ждали наших соседей и медленно шли домой, болтая о пустяках. И я знала, что сегодня и завтра будет моя любимая геркулесовая каша на молоке, а, может, и целый стакан просто, чтобы попить и насладиться вкусом.

Я завистливая: завидую красивой подруге, ведь несмотря на тщательный уход, мне не дано смазливое личико и такой красоткой мне не стать, несмотря на все усилия. Завидую успешной, так как у меня заурядные способности и в карьере я достигла потолка. Завидую уверенной в себе, потому что не умею отстаивать свое мнение, язык вечно в жопе, заткнуть меня может каждый. Завидую позитивной, потому что я нытик и зануда. Вот как с собой бороться и искоренить это гадкое чувство зависти…

Мне было девять, когда мама повезла меня знакомить с новым папой в другой город. Приехав, мы проторчали полдня под дверью у новой маминой любви, но никто не открыл. Тогда мама попросила меня погулять у песочницы внизу. Начинало темнеть, я вернулась к той двери, стучалась, но ни мамы, ни вещей, ни того мужика я не встретила. Рыдала; уснула на лестнице. На следующий день пошла искать маму по незнакомому городу: спрашивала у прохожих, не видели ли они такую женщину.

Так прошло несколько дней: спала, где приходилось; рылась в мусорках в поисках еды. Лето выдалось жарким, и, умирая от духоты, я нашла речку в овраге и обосновалась там, найдя похожие на шалаш заросли. Мылась и стирала в речке, натаскала подстилок в свой "дом", ходила по городу и просила работу у торговцев на рынке. Выносила корыта, убирала мусор — взамен мне давали краюшку хлеба и немного копеек.

Когда к осени похолодало, перебралась в подъезд на чердак. К зиме меня нашли на чердаке плотники — так я попала в детдом. Ни маму, ни каких-либо родственников отыскать не удалось.

Я давно выросла, у меня уже и внуки есть, но до сих пор не могу понять равнодушия взрослых, которые, увидев одинокого ребёнка, ни о чем не спрашивали, не отвели в милицию, не помогли выжить.