Писaтель Марк Твен и Оливия Лэнгдон прoжили вмeстe 36 лет.

Пoсле свадьбы Твен cказал свoему приятeлю: "Если бы я знaл, кaк cчастливы жeнатые люди, я бы жeнился 30 лет нaзaд, не тратя время на выращивание зубов". Твену тогда было 32 года. Они были очень разными людьми. Сэмюэл Клеменс — это настоящее имя Марка Твена — вырос в небогатой семье и с юности сам зарабатывал на жизнь. Начал свой трудовой стаж в редакции газеты, потом получил профессию лоцмана и плавал по рекам, потом решил добывать серебро.

Потерпев фиаско, стал писать рассказы. И сразу прославился на всю Америку. Тогда-то он и влюбился в прелестную Оливию — дочь богатого капиталиста. Марк влюбился даже не в девушку, а в её портрет. Приятель Твена показал ему медальон с изображением своей сестры и пригласил Марка погостить в своём доме. На второй неделе знакомства Твен сделал Оливии предложение. Он нравился ей, но девушку смущали возраст Марка — он был старше на десять лет и его неинтеллигентные манеры.

К тому же у Твена за душой не было ни гроша. Впрочем, наличие у него писательского таланта Оливия не отрицала. Тем не менее, она ответила отказом. Он снова сделал предложение. И снова получил отказ. На этот раз Оливия мотивировала его тем, что Твен недостаточно серьёзно относится к религии. На это Марк ответил, что по желанию Оливии он непременно станет хорошим христианином.

В душе девушка уже была готова стать женой Твена. Только он об этом не догадывался. Решив, что его положение безнадёжно, Марк уехал. Но по дороге на вокзал его коляска перевернулась. Твен сделал вид, что серьёзно ранен. Его привезли обратно. Оливия вызвалась быть сиделкой и, выслушав ещё одно предложение руки и сердца, сдалась.

После свадьбы Марк старался не огорчать жену. Оливия была глубоко верующей, Твен читал ей по вечерам Библию, а перед каждым обедом произносил молитву. Зная, что жена не одобрит некоторые из его рассказов, он не показывал их издателям. Писал в стол, не опубликовав таким образом 15 тысяч страниц. Оливия была главным цензором Твена. Она первой читала и правила его произведения. Однажды пришла в ужас от выражения, которое употребил Гекльберри Финн и заставила Твена убрать фразу. Она звучала так: "Чёрт побери!". Дочь Клеменсов — Сьюзи — говорила так: "Мама любит мораль, а папа кошек".

Твен слушался жену во всём. Писал в одном из писем: "Я бы перестал носить носки, если бы она только сказала, что это аморально". Оливия называла мужа "седым юношей" и приглядывала за ним, как за ребёнком. А он был уверен, что силу, энергию и детскую непосредственность ему помогла сохранить только Оливия.

Ливи гордилась чувством юмора мужа. Однажды, читая какую-то книгу, Твен хохотал на весь дом. Оливия спросила, какой автор так его рассмешил. Марк ответил, что не знает, но книга очень забавная. Ливи взяла её, чтобы узнать имя писателя и прочла на обложке: "Марк Твен". Юмор выручал его в самых безнадёжных ситуациях. Он позволил Твену не опустить руки, когда выяснилось, что жена безнадёжно больна. По всему дому и даже на деревьях сада Марк развесил весёлые записки, чтобы рассмешить Оливию. На одном из посланий было дано указание птицам, когда им петь и насколько громко. Эта записка висела у окна спальни Ливи.

В их жизни было много трагедий. Смерть детей, банкротство Твена. Марка спасал его врождённый оптимизм, Оливию — христианское смирение. Они не мыслили жизни друг без друга. Говорят, что Твен ни разу в жизни не повысил на жену голос, а она ни разу не устроила ему скандал. Твен был готов защищать супругу от всего света, однажды чуть не порвал со своим близким другом, который решил подшутить над Ливи. А она, оставив все домашние дела, отправилась вместе с мужем в кругосветное плавание: за Твеном, тогда уже "шестидесятилетним юношей" требовался постоянный присмотр.

На один из юбилеев Оливии, Твен написал ей письмо, в котором были такие строки: "Каждый день, прожитый нами вместе, добавляет мне уверенности в том, что мы ни на секунду не пожалеем о том, что соединили наши жизни. С каждым годом я люблю тебя, моя детка, всё сильнее.

Давай смотреть вперед — на будущие годовщины, на грядущую старость — без страха и уныния".

Если человек вас по-настоящему любит, он приедет, придёт, прискачет, прилетит, приплывёт. Даже приползёт, если не сможет идти. А если не сможет ползти, - то его так и найдут лежащим в вашем направлении. Как стрелку компаса. Как писателя Стивенсона нашли в лесу без сознания. Он двое суток пролежал без сил, но его нашли и подлечили. Как

Вахтанг Кикабидзе: "Однажды мне позвонили из Тбилиси, из УВД. Сказали, что приехал какой-то московский генерал, который в свободное время пишет песни и хочет, чтобы я их исполнил... Отбояриться не получилось — уже минут через 20 ко мне домой явились высокопоставленные чиновники, среди них Экимян в генеральской форме. Нехотя поехал с ними на студию. Но потом послушал песни, штук четырнадцать, и понял — то, что надо! Я записал их с ходу, на следующий же день. Даже не репетировал, настолько они оказались мелодичными: просто брал текст, слушал музыку — и пел... Утром зашел в студию с бутылкой коньяка, вечером вышел — коньяка не было, песни были!..

Экимян остался очень доволен. Позвонил мне, сказал, что хочет вместе сфотографироваться для диска. Я ответил:

"Конечно! Только надень белый костюм. Как зачем?! Расписываться на твоем костюме стану, автографы давать! "Диск имел огромный успех. Назвали мы его "Пожелание" — по одноименной песне: "Я хочу, чтобы песни звучали, чтоб вином наполнялся бокал".

Все знают Владимира Ивановича Немировича-Данченко, его старший брат Василий известен гораздо меньше, а между тем это был человек по-своему замечательный.

Василий Иванович прожил бурную молодость: сидел в петербургской тюрьме, был сослан в Архангельскую губернию, в качестве корреспондента газеты "Новое время" побывал на

Главным украшением парадной лестницы Владимирского дворца на набережной Невы считаются три больших зеркала с цветочным орнаментом, выполненным итальянским художником Титто Келацци. Гирлянды из переплетённых роз, глоксиний и лотосов поражают яркостью красок, изысканностью рисунка, они как будто повисают в воздухе. В отличие от других расписных зеркал, эти выдержали войны и революции и нисколько не потускнели, и сейчас, сто сорок лет спустя, не нуждаются в реставрации.

Разумеется, своими секретами Келацци не делился. Известно, что он использовал силикатные краски и стекло, покрытое серебром, но тонкости и нюансы, которые и превращают ремесло в высокое искусство, художник унёс с собой в могилу. На восторженные вопросы, как же ему удалось сотворить такое чудо, Келацци, немного кокетничая, отвечал: "Всё просто. Я ставлю перед зеркалом цветы и тщательно выписываю на зеркальной поверхности каждый цветок. Лепесток за лепестком. До тех пор, пока сам не начинаю путать, где мой рисунок, а где — отражение цветка".