посоветовав им там искать "землю и воду". После этого святотатства, как пишет Геродот, в Спарте начались несчастья и долго не прекращались. В конце концов спартанцы устроили собрание и стали совещаться, что им сделать, чтобы бедствия прекратились. Кто-то предложил отправить в Азию своих послов, чтобы они были там убиты в отместку за убийство персидских "глашатаев".

Идея спартанцам понравилась и они стали искать людей, готовых добровольно пойти на верную смерть. Вызвались двое -- Сперхий, сын Анериста, и Булис, сын Николая.

В персидском царстве в то время владычествовал Ксеркс, сын Дария. Когда Сперхий и Булис добрались до персидской столицы и были представлены царю, тот спросил о цели их прибытия. Спартанцы ответили, что они пришли, чтобы принять от персов смерть за убийство их послов в Лакедемонии, которое случилось в царствование Дария. В ответ на эти слова Ксеркс, -- как повествует Геродот, -- сказал, что "по своему великодушию он не поступит подобно лакедемонянам, которые, презрев обычай, священный для всех людей, предали смерти глашатаев. Сам же он не желает подражать иМ в том, что достойно порицания, а потому не умертвит послов, но снимет с лакедемонян вину за убийство.

Ксеркс проявил благородство, а двое самоотверженных спартанцев живыми и здоровыми вернулись в родной город. Бедствия в Спарте прекратились. Благодарные лакедемоняне с тех пор назначали послами ("глашатаями") в другие царства только потомков Сперхия, сына Анериста, и Булиса, сына Николая.

Кстати, афиняне одновременно со спартанцами тоже умертвили персидских послов, бросив их в пропасть, но, в отличие от спартанцев, не догадались предпринять шаги к компенсации этого злодеяния. За это Ксеркс сжег и до основания уничтожил Афины. "

дама с сыном. Дама заведовала базой Мостоптреста, который занимался заготовкой и распределением дров, угля и мазута для отопления домов.

В 1941г Мише, сыну дамы, должно было исполниться 18 в ноябре — призывной возраст, а на дворе война. Немец к столице рвётся!

Летом Миша внезапно заболел близорукостью минус 8 и ещё забинтовал руку. К бинту прилагалась справка, что в силу какой-то редкой болезни юноша не может двигать пальцами и — соответственно — для фронта негоден.

Вот еще в апреле лихо на баяне наяривал, охмуряя окрестных девчонок, а тут внезапно раз и паралич.

Пожилого рабочего такого явление не удивило, а возмутило, и он пошёл в милицию. Пришёл милиционер, поговорил с мадам, вышел, дыша водкой и... сделал дяденьке внушение:

— Что же вы, гражданин, напраслину на больного человека наводите!? Да вы знаете, что за клевету бывает?! А ну марш на завод ковать оружие для Красной Армии!

Беднягу аж затрясло.

Вечером на кухню выплыла мадам:

— Эх, делаешь вам добро, жалеешь, а вы! Да если бы я в этом клоповнике не жила, хрен бы вы топили берёзой! Сидели бы на тощей осине и соплями трясли! Эх вы!

Коммунальная братия набросилась на правдолюбца: Молчи-де! Один пацан погоды не сделает! Она же мать, сына бережёт! Молчи, без дров останемся!

Ну, против коллектива переть тяжко. Дрова к тому же, тепло.

Но с другой стороны — у деда уже и сын, и оба внука где-то там, а эта сволочь в тепле под мамкиным крылом счетоводом на базе сидит, гад!

Ну и в очередной раз, когда мадам вылезла с попрёками, в сердцах пожелал ей чтобы базу её разнесло к чертям вместе с её дезертиром сопливым.

Слово за слово, хреном по столу. Скандал не утихал долго. Наконец растащили их соседи.

А через день пришли из домконторы и опечатали комнату.

Точку, как выяснилось, в этой истории поставили Люфтваффе, разнёсшие дровяную базу буквально на дрова.

Бог не фраер, хитрожопые.