из компьютеров кроме достаточно древнего Минска-22 (если мне не изменяет память), стоящего в институте с целью совместимости со старыми версиями сотрудников была только ЕС-1040, по случаю купленная у какого-то богатого института. Машина по тем временам была неплохая и считала достаточно много. Я несколько опоздал к "банкету", но за несколько лет до моего прихода в институт, на профилактику этой машины было положено

40 (прописью: сорок) литров чистого спирта в месяц. Конечно же ей доставалась малая толика указанной жидкости. Это так сказать обстоятельства истории, а сама история звучала так (дальше со слов автора):

Захожу в машинный зал и вижу стоит Володя (один из сотрудников отдела) и какой-то незнакомый мужик. И Володя поливает АЦПУ

(алфавитно-цифровое печатающее устройство, так сказать принтер тех времен размером с нехилый комод) спиртом и протирает тряпкой. Первый порыв кинутся к Володе с криком: "Что ж ты, %^$%$#, делаешь?! " я подавил и спокойно вышел из зала. Ловлю его через полчаса и задаю этот сакраментальный вопрос. На что тот отвечает, что всего лишь показывал новому материально ответственному, куда уходит 40 литров спирта в месяц.

История эта имела еще некое послесловие. С этим материально ответственным потом раззнакомились. Он оказался подполковником в отставке, который с душой впоследствии участвовал в расходе этого спирта. И он вспоминал этот момент, как одно из самых сильных потрясений в своей жизни. Говорил: Стою, смотрю, ничего сделать не могу, и только думаю — ну неужели они действительно так продукт переводят?!

который в то время славился как человек очень резкий и по-своему справедливый. Бернес подходит к их столику и заводит разговор — как дела, да как парок? И тут вдруг Богословский начинает врать. Мол, новый генсек для себя построил такую баню! Такой класс! Такие массажистки! У

Бернеса аж руки задрожали.

— Слушайте, а как мне туда попасть?

— Ну, мы тебе ничего не обещаем, вот как договоримся, то и тебя возьмем.

Проходит месяц, Михалков и Богословский встречаются, выпивают, звонят

Бернесу и говорят:

— Марик, мы договорились! Завтра идем в генсековскую баню.

— Спасибо! Где встречаемся, во сколько, с собой что брать?

— Давай в семь около Метрополя. С собой ничего не бери.

— Как ничего? Надо хотя бы халат, полотенце, тапочки...

— Какое на хрен полотенце, там тебе дадут что хочешь! И тапочки, и полотенце, и зубную щетку, и массаж сделают девки молодые.

На следующий день Михалков и Богословский подъезжают на "Волге" к

Метрополю, берут Бернеса и минут 40-45 катают его по Китай-городу. Тот ничего не понимает, чего его по Китай-городу катают?

— Надо от КГБ-шного хвоста оторваться, — говорит Богословский.

В итоге покатались еще полчаса. Въехали в темную и грязную подворотню.

— Это что, и есть хваленая брежневская баня? — разочарованно говорит

Бернес.

— Да нет, это вообще-то черный ход, отсюда бутылки выносят...

Заходят в баню, проходят длинным темным коридором, много поворотов, закоулки. Наконец, заходят в кабинет. Мягкая кожаная мебель, красное дерево, стол дубовый, телефон.

— Вот это да! Это что, Брежнева кабинет? — спрашивает удивленный Бернес.

— Ты что! Это банщика, давай раздевайся, пошли париться.

— А где раздеваться?

— Да прямо здесь.

Выпили по рюмке коньяка, Бернес разделся.

— А полотенце и тапки?

— И тапки и полотенце дадут, иди.

— А вы чего не раздеваетесь? — спрашивает Бернес.

— А мы тебя догоним, мы тут уже были. Еще по рюмашке и придем, — говорит

Богословский. — Марик, пойдешь по коридору — смотри не споткнись.

Метров через десять повернешь направо, там увидишь, такие гобелены висят, вот за ними дверь. Входишь туда, там предбанник.

Голый Бернес заторопился по коридору — направо, налево, подходит к этим гобеленам, открывает дверь, влетает. Яркий свет. Это банкетный зал ресторана "Славянский базар", где в этот момент отмечали 70-летие

Яншина.

Голый Бернес вошел в зал, когда произносился очередной тост. Немая сцена!

После этого Богословский и Михалков боялись попасться Бернесу на глаза и съехали жить на дачу. А Бернес регулярно звонил жене Михалкова — Наталье

Кончаловской — и спрашивал: "Натуленька, эта заикающаяся б... и его дружок Богословский не появились еще"?