— Это банк "*********". Можно к телефону Сазонову И. И. (Вымышленная фамилия), у нее есть просрочка по кредиту.

— Нет.

— Почему?

— Она уже у нас не работает. И уже давно.

— А как давно не работает.

— Уже года полтора, но вашим коллегам с плохой памятью мы уже говорили.

— Почему с плохой памятью?

— Ну так и про полтора года, и про нет не можем дать телефон, и про нет не передадим информацию, и про не знаем где сейчас работает и живет, мы уже раз десять говорили.

— А почему номер не можете дать?

— Я вас знать не знаю, может вы мошенник или маньяк какой нибудь.

— Но ваш номер записан как контактный и мы будем звонить пока она не погасит кредит.

— Да на здоровье мне хоть нервы будет на кого разрядить.

Далее со мной попрощались и я начал ждать следующих звонков, которые были ежедневными, а нет с тех пор два месяца уже не одного звонка.

Рассказать рассказал и забыл.

А через месяц знакомый рассказывает, мол банк позвонил и я по твоей истории все выпалил. .. И представляете перестали звонить.

У соседки с мужем скандал. Делят имущество. Он подал на нее в суд. Она — встречный иск. В общем, все, как полагается для хорошего шоу.

— Я очень занят, к сожалению, — говорю. — А вы пообщайтесь с Евгением Петровичем. Он не занят, наверное. Он с ней хорошо знаком.

— А какая у него квартира?

— А вот — напротив.

Дядя Женя — человек замечательный. Только он уже на пенсии. Киряет, само собой. И очень любит поговорить. Несет он при этом совершеннейшую пургу — но не замолкая. Перемежая рассказы и ругань на всех и каждого матерком. Если он присел тебе на уши, ты от него не убежишь. Я научился, но с трудом. Ору обычно: "Ой, у меня же это! " — и убегаю поспешно. Он еще долго потом, мне кажется, стоит с обиженным видом. Он же не всех успел обложить нехорошими словами.

Закрыл дверь, занялся работой... Прошло много часов. Сейчас выбегал в магазин — программный редактор и оператор спускаются по лестнице.

— Ну как? — спрашиваю. — Пообщались?

— Да, — говорит девушка, — все сняли. Спасибо.

— Хотите, я могу еще что-нибудь сказать, — решаю я добавить что-нибудь положительное о соседке. Я люблю со всеми быть в хороших отношениях.

Они оба как закричат:

— Не надо! Не надо! Нам хватит материала! Спасибо. Все!

Ну, все так все...

Вид у них был такой, как будто они отработали три дня на плантации под палящим солнцем. Хотя должны быть ко всему привычными.

Карусель, хоть и с трудом, но поднялась сантиметров на двадцать, а дальше никак, во что-то уперлась, собака, не снимается.

Мы немного посовещались и решили отломать от пола пару досок, чтобы все-таки понять – что же там ее держит?

Мимо проезжала соседка Тамара.

Мы выскочили на дорогу, остановили ее и стали просить:

— Тамарочка, помогите, тут без вас никак, ваши дети ведь тоже без карусели остались.

— Да я с удовольствием, а что делать-то?

— Вот смотрите, мы втроем чуть приподнимем колесо, а вы под него подлезете и посмотрите — что там вообще? А то мы уж пол хотели курочить. Давайте, не бойтесь, мы мужики мощные, удержим.

А Тамара и не испугалась, залегла рядом с колесом и только ждала команды.

Сосредоточились мы и даже, на всякий случай, вытерли о штаны потные ладошки, мало ли, не дай Боже уронить, все же живой человек. Колесо весит килограммов сто, а может и больше, раздавит как жабу…

Приподняли карусель, Тамара быстро по-пластунски заползла под нее, одни туфли торчат.

Мы орем:

— Как там!?

— Что видно!?

Она в ответ:

— Тут она ушла… э-э-э, о нет!

— Кто ушел!?

— Куда ушла!?

— Говорите конкретнее, мы же держим!

— Я не хочу говорить — откуда ушла, а то вы колесом меня придавите! Давайте я сперва вылезу, потом скажу!

— Почему не хотите? Да говорите уже! Что за секреты!? Как придавим!? Мы держим, держим, не бойтесь.

Тамара как змейка выползла из под карусели и мы с грохотом разжали руки, слегка обидевшись на бестолковость помощницы.

Она отряхнулась от песка и говорит:

— Вот ради смеха, давайте устроим следственный эксперимент, вы опять приподнимите колесо, а я скажу — что там. Посмотрим — уроните или нет.

Нам стало любопытно, мы подняли карусель, а Тамара как заорет: "У Ш Л А С О С И! "

Черт возьми, она была права, мы не удержали…

Первое, что произошло в компании после такого нововведения, – прокатилась волна сокращений. Сразу же. До этого отделы не только не уменьшались – росли. Начальники отделов бесконечно бомбардировали меня служебками с просьбами увеличить штат, выделить еще людей "в связи с возросшими требованиями к работе, усилением конкуренции на рынке труда, невероятной загруженностью людей и т. д. " – это была их стандартная формулировка. Рост – это закон любой бюрократической структуры. Руководитель придумывает все новые функции сотрудникам, ведь чем людей на предприятии больше, тем он как директор круче. А вот если такой руководитель знает, что фонд оплаты труда не увеличится, он начинает шевелиться. Мы сразу увидели, как экономно начальники стали относиться к найму, ведь чтобы ввести новую должность, ему теперь нужно от каждого в отделе отрезать кусочек. "Мы сами, мы сами со всем справимся", – рассудили они.

Проще стало с еще одним: раньше автоматизацию процессов мы внедряли с силой и боем. Никто почему- то не хотел осваивать новые компьютерные программы, говорил, что это собьет всех с толку, удлинит рабочий процесс. После новой системы оплаты труда все вдруг с большой охотой и энтузиазмом сели за компьютеры, потому что это опять-таки позволяло исключить нескольких человек из цепочки.

Правило "платим только за конкретный результат" мы спустили и в цеха: каждый в цехе знал, что за выпуск вот этой банки крема, например, цеху заплатят два рубля. Дальше уже дело начальника цеха решать, 50 человек он поставит на линию или 40 – или вообще поставит автомат.

Заработало – люди самоорганизовались, и мы ушли от бесконечных споров о расценках. Раньше каждую операцию в цехе приходилось отдельно оценивать – специальные люди с секундомерами делали хронометраж отдельных операций. Поменять расценку – всегда был скандал. А теперь все изменилось: стоимость одной операции больше ни разу никого не волновала.

Очень интересные вещи стали происходить: в каждом цехе функционал обычно очень жестко распределен. Есть люди, которые подвозят сырье, есть те, кто стоит весь день над конкретной операцией, есть грузчики, отвечающие за доставку готовой продукции из цеха на склад, и т. д. Так вот, мы увидели, что грузчики в свободное время кинулись помогать тем сотрудникам, что ставят полуфабрикат на конвейер, и наладчикам – чтобы в целом цех выпустил больше. Общий результат влияет на общий кошелек.

Как только люди осознали, что реально могут заработать больше, они задумались над тем, за счет чего еще могут это сделать. Например, они сократили наем низкоквалифицированных рабочих, которых мы всегда на два месяца трудоустраивали в пиковое время перед Новым годом. Я удивился, когда услышал от них: "Не надо нам со стороны столько рабочих, мы сами будем бегать"...

Распределение денег внутри сделали гласным. А так как "распределение денег" – это социализм в чистом виде, то директорат очень внимательно следил, чтобы у начальников цехов, которые отвечали за деньги, не было любимчиков, то есть чтобы не дай бог не было неформальных критериев распределения. Все эти аргументы вроде "У меня есть ветеран труда в цехе, и я ему стараюсь платить побольше" – они не пройдут. Потому что на самом деле за всем этим стоит не какая-то личная совестливость начальника цеха, а тот факт, что этот ветеран горячо поддерживает речи и решения своего начальника на общих собраниях. Вот и все... "

Александр Никонов