шастать по его участку в отсутствие хозяина и тырить первый урожай черешни, сначала по немногу, а потом видимо понравилось им.

Расстроился вояка, надо, говорит, проучить их разок. Побрызгал деревья секретным раствором и развесил таблички на деревьях "осторожно! ядохимикаты! "

На выходных объявляется он и наблюдает картину: почти вся черешня на участке сожрана, таблички аккуратно сняты и сложены возле входа в дом, на одной из них при этом навалена здоровенная куча говна.

Не стану описывать его реакцию, ибо не видел ее. Но говорят, что злобное рычание и проклятиями были слышны в радиусе нескольких километров.

А еще через выходные приезжала милиция к соседу этому. Интересовалась, не знает ли он по какому поводу на участках, что за речкой, случались массовые отравления с доставкой в больницу и длительным дрыстанием пятерых подростков.

Замяли это дело, в общем, но самое главное, что на вопрос: "а как же он сам собирался жрать эту отравленную черешню", военный ответил внятно: тот хический супостат вступал в реакцию с водой и таким образом смывался. То есть черешню нужно было просто помыть!

Мораль: если уж с[тыр]или, то хотя бы помойте!

трусость и т. д.

Но мы с Бакиным были отличниками, и лажали товарища полковника. Бакин, делал это невольно. Я – вольно.

Например, летом, в пусть не в тропическую, но вполне континентальную жару за 30, наш курсантский взвод строем возвращается с полевых занятий.

На мосту через СурУ, приток Волги, рассыпаемся – здесь уставом маршировать не положено. Тут полковник и выдает:

— Ну, кто смелый: прыгнет с моста – освобождаю от зачета.

Я вызвался первым и оказался единственным. Высота моста над водой – метров 12-15. Для меня, выросшего в бассейне с 10-метровой вышкой, не проблема. Видел, как маленькие пацаны с этого моста прыгали. Глубина достаточная.

Полковник поначалу дозволяет. Начинаю раздеваться. Полковник посмеивается, но убедившись, что не понтую, пужается. Начинает отговаривать. Я напоминаю про слово офицера. Остаюсь в одних семейных трусах. Подхожу к перилам...

Тут он совсем струхнул:

— Приказываю: одеться и не дурить! А зачет у меня сдашь по полной!

Со словами "Поздно, товарищ полковник!" сигаю через перила в воду.

Трусы на поверхности так и остались. Выныривать за ними сразу не застал, плыл под водой по течению на глубине примерно 3-х метров, меня видно не было, а трусы снизу заметно смотрелись на фоне солнца.

... Потом рассказали ребята: полковник побледнел, стал часто креститься и материться, его чуть не хватил кондрашка. Не приведи Господь, чего бы случилось со мной, ему — трибунал. Ребята стали успокаивать, типа, не волнуйтесь, он мастер спорта по плаванию, чемпион области.

Трусы постепенно намокали и начали тонуть, рисковать ими не стал, вынырнул уже метрах в 70 от моста, надел трусы и вышел к взводу.

У товарища полковника отлегло, и он злорадно на меня наехал:

— Ишь, трус какой – зачета боисся? Зря старался – повторяю, будет по полной. Плюс выговор за нарушение приказа!

А морда довольная! Во-первых, отлегло — натерпелся страху, когда я прыгал, все же отвечает за курсантов, если б чего со мной, повторюсь, ему б не поздоровилось. Во-вторых, "чурку" уделал, изобличив в трусости!

Я виду не подаю, но доволен не меньше: в жару выкупаться на халяву – кайф.

... А от зачета меня освободил сам завкафедрой полковник Суровцев, когда я пришел доложить о выговоре, и он разобрался в обстоятельствах дела.

Ну, задал пару вопросов для проформы.

Я же все равно явился вместе со своим взводом на зачет и доложил о готовности сдавать. Товарищ Б. меня отправил: да че уж там, молодцом!

Хоть и чурка рогатая...

Но после этого зауважал, из чурок вычеркнул и весь шовинистический пыл сосредоточил на мордвине Бакине, пока в институт не заехал его дядя — генерал авиации, заслуживший генеральские звезды и звезду Героя на корейской войне.

... В общем, обе истории привели к хэппи-энду, чуркомания товарища полковника Б. вроде исчерпалась, по крайней мере к мордвину Бакину и еврею мне. Потому продолжения этой темы не будет.

Алик, курсант-1960