— Инструкция к электрофону! — провозгласил Дмитрий.

— В мусор!

— Паспорт на магнитофон!

— В утиль!

В любом доме есть "ящик для документов". Старая обувная коробка, где погребены старые справки, паспорта к украденным лет двадцать назад наручным часам и корочки несуществующих уже организаций.

Периодически места для новых ненужных бумаг в "ящике" перестает хватать. Тогда хозяева устраивают "чистку".

Из пожелтевшей инструкции вылетела белая с лиловым бумажка.

— "Квитанция на ремонт обуви", — прочитал Дмитрий.

— Помнишь, Танькины туфли относил. Когда в поселке жили. Старикан там работает, Ашотом зовут.

— Ага, она тогда каблук на ступеньках ЗАГСа подвернула. Ревела, мол, примета плохая. Потом забегался, забыл.

— А потом переезд в город. Думаешь, туфли еще в мастерской? Пять лет прошло!

— Спорим!

— На коньяк?

— Идет!

— Заводи машину!

***

Сапожник Ашот считался местной знаменитостью поселка. Про старика ходили легенды. По первой версии его дед пел в хоре с Муссолини. Именно предка Ашота чуть не зарезал будущий диктатор. По другой — как раз дед спас Бенито от кулаков одноклассников пострадавшего. Чем позднее втерся в доверие диктатора и чуть ли не лично сорвал покушение на "Большую тройку" в Тегеране.

Обувная мастерская поселка пережила падение Берлинской стены, развал Союза и лихие девяностые.

Сначала Ашот ютился в комнатушке местного дома быта. Позднее дом быта расселили, парикмахерские перевели в здание пустующего магазина, часовщик занял помещение закрывшегося тира. Старик Ашот выбрал в качестве мастерской захламленный и заброшенный всеми кирпичный сарай во дворе дома быта.

Здание дома быта долго переходило из рук в руки, пока не приглянулось милиции. Старик заметил — все чаще к нему заносят обувь люди с усталыми глазами и хмурыми лицами. Иногда в форме.

Марку сапожник держал. Райотдел оценил, и ответил взаимностью.

Но не близость "органов" берегла Ашота. А репутация.

Как-то в сапожную мастерскую завернули трое бритоголовых. Явно с недобрыми намерениями. Ошалевший от такой наглости дежурный выскочил из отделения. Как раз накануне он сдал сапоги жены в починку. Пострадай обувь — вечером дома будет скандал, перед которым померкнут все бандитские разборки района. Рука пошарила около кобуры, но замерла.

Ашот бережно выносил бесчувственные тела из мастерской.

— Сандро-джан, дорогой, вызови скорую, ребятам плохо.

Доморощенных рэкетиров позднее допросили в больнице. Они наотрез отказались упоминать подробности произошедшего. А по поселку понеслась новая легенда. Якобы Ашот в молодости обучался у греческого мастера боевых искусств. Коего пригласили в Армению тренировать сотрудников КГБ.

***

— Стаф, Стафик! Чего пригорюнился?

Котенок задумчиво смотрел в точку на полу. Молча страдал над вишневой косточкой. Ашот выудил из жилетного кармана когда-то белоснежный пингпонговый шарик и бросил. Смахнув лапками старую игрушку, котенок погнал новую в соседнюю комнату.

Старик окинул взглядом комнату. Комод с выцветшими ручками. Абажур, красный, бахромчатый, роняющий небогатый свет на скатерть, по которой стратегически верно расставлены чашки и блюдца, так, чтобы скрыть несвежие пятна. У стены приткнулась тумбочка с вечно включенным в розетку китайским чайником. Шкаф во всю стену, с многочисленными полками. И совсем немного обуви.

У противоположной стены — рабочее место Ашота. Как раз возле окна на поселковую улицу. На подоконнике — курительная трубка — подарок друзей.

Хлопнула входная дверь. За стеной спорили:

— Не получится ничего!

— Боишься!

— Я?! Никогда!

Сапожник вышел навстречу.

— А, Дима-джан, здравствуй, дорогой! Давно не заходил. Говорят, в город переехал. Как жена, как дети?

— Спасибо, Ашот. Все хорошо. Все живы-здоровы. Я за туфлями.

Затаив дыхание, Дмитрий протянул квитанцию. Ни один мускул не дрогнул на смуглом лице сапожника, когда он увидел дату.

— Хорошо, дорогой, посмотрю. — Ашот вышел в соседнюю комнату.

Как рачительный хозяин, Ашот никогда не выкидывал сделанную работу. Невостребованная в течении года пара обуви попадала в коробку. Сбоку писался номер. Коробка отправлялась на полку. На второй год — на полку повыше. Пять и более лет — антресоли.

Коробка с туфлями нашлась на антресолях.

Белые туфли. Такую обувь девушки обычно покупают на свадьбу. Отлетевший каблук. Работа заняла полдня. Вполне современный фасон. Протереть, привести в нормальный вид — и хоть сейчас под венец. Не такие ценные, чтоб из-за них приезжать из города через пять лет.

Припомнив услышанный спор, Ашот улыбнулся в роскошную бороду. Пожал плечами. Некоторые мужчины остаются мальчишками даже через сто лет.

— Прости, Дима-джан. Совсем заработался. Не успел починить. Но зайди завтра. Завтра будут готовы.

Лучшая подруга встречалась с темноволосым парнем. Та сделала ему комплимент, мол, у него соболиные брови, красота! Через пару минут возвращаемся в комнату, а он очень сосредоточенно увеличивает фото соболя, пытаясь понять, где же у него брови.

За мгновенье до нокаута.

Начало 2000х. Зарисовка.

Едем с Кабаном к нему на Васильевскую. Что-то срочное. Забрать документы из квартиры и отвезти кому-то на подпись.

Бросаем тачку у подъезда, забегаем, хватаем бумаги, кубарем вниз и нате.

Выезд перегорожен наглухо нахальным мерседесом.

— Все, он меня достал

Отец служил в красной армии, перед призывом кто-то из родственников пожелал: "Чтобы служба прошла для тебя как два дня и две ночи! "

Ох и долго он потом материл родственника: за полярный круг его отправили служить, на Землю Франса Иосифа.

Много лет назад летел МАУ... принесли обед с вздутой пачкой от чипсов. просрочка более года. позвал стюардессу, пришла, я говорю:

— хочу видеть командира экипажа. она:

— зачем? я:

— пусть съест у меня на глазах этот пакетик, сам. она:

— Вы серьезно хотите, что бы самолет не долетел?

Я все понял. на долгие годы.