Год примерно 2003-04. Я — уставшая за день студентка, направляюсь из института в общагу и решаю сесть на лавочку на бульваре передохнуть. Через пару минут откуда-то нарисовывается пьяный хмырь, плюхается рядом (пустых лавочек полный бульвар, но мы ж понимаем, что именно та, на которой сижу я, — самая лучшая) и начинает активно знакомиться в духе "Вашей маме зять не нужен?!". Моей маме зять не нужен, тем более такой, который пьяным шастает по бульварам и пристает к девушкам, годящимся в дочки. Встаю, ухожу, мужик чешет за мной и начинает хватать за руки. Вечереет, кругом никого, орать бесполезно.
Отталкиваю мужика, как могу. Я на полторы головы ниже и раза в два легче, поэтому могу не особо, но он пьян и на ногах стоит плохо, отшатывается и падает — ну, как падает, просто садится задницей на песок. И начинает орать, что я хулиганка. Тут откуда ни возьмись — наряд милиции, который, оказывается, все же был рядом... В общем, шутки-шутками, но в обезьяннике я провела часа полтора, пока разобрались, что к чему и кто тут хулиганил. Меня еще потом триумфально привезли в общагу на ментовской машине и проводили шутливым напутствием "Больше никого не бить", соседи по общаге еще долго смотрели с уважением.
04 May 2016 | ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
- вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Дело было в очень теперь далёком 1978 году. Я был курсантом, учился на лётчика-истребителя. Летали мы на учебно-тренировочных чехословацких Л-29. Машина для обучения очень хорошая, хоть движок и слабоват был (ей на смену позже пришли Л-39, помощнее).
Как-то предстояло мне лететь с командиром звена в пилотажную зону.
Я в армии понял что такое настоящий офицер, типа "слуга царю, отец солдатам", который в принципе при дамах не ругается
Лазарет, гриппую, рядом валяется залётчик со сломанной ногой из соседней роты, ТБ не соблюдал
Заходит к нам его капитан (комроты), и начинает, его, кхм, отчитывать, на "русском народном", с загибами и перегибами, голос у него — как из бочки, строевой офицер, фигли
И тут открывается вторая дверь и входят докторша и молоденькая медсестра
Ротный их видит, и у него пропадает звук, только периодически вырываются междометия и предлоги (цензурные)
Ротный краснеет. ротный бледнеет. ротный принимает цвет, палитрой РГБ вообще не предусмотренный, продолжая изредка сыпать цензурными междометиями
И спустя минуты полторы этого цирка выдыхает, принимает более-менее нормальный цвет, выдавливает из себя "ты в общем, это, выздоравливай, рядовой, потом уставы обсудим" и под улыбки до ушей и едва сдерживаемый ржач медперсонала совершает тактическое отступление.
Кстати, встречал его потом на гражданке, он майором уже был, мировой мужик на самом деле
Одно из самых сильных потрясений в моей жизни, было знакомство с рядовым Адижоновым.
Было это в конце восьмидесятых, когда жители кишлаков служили в Советской Армии. Рядовой Адижонов был одним из них, обычный невысокий узбек, не говорящий на русском.
По службе мы не пересекались, он служил в роте охраны, а я — аэродромного обслуживания.
Дело было в конце 80-х. Студентов-первокурсников, вчерашнюю абитуру, гоняли на овощную базу "на отработку". Работали летом, когда общежитие закрывалось на ремонт, поэтому всех распихали по нескольким свободным комнатам. Жили очень тесно, по 8-10 человек.
Среди отработчиков был один очень горячий и очень непосредственный кавказец, назовем его Ахмед. Буквально в первый вечер он стал легендарным персонажем курса. Только из-за одной фразы.
Вечером, когда все легли спать, он сказал своим сокомнатникам:
— Ви лажитес, спитэ, а я пайду сниму дэвачку. Чэрез час ви уснетэ, тут я с нэй и приду. Всо будэт тихо.
Естественно, никто за этот час не уснул. Протравили анекдоты, ожидая, что же будет. Примерно через час дверь открывается. В дверном проеме появляются две тени и в замершей от ожидания комнате слышится голос
Ахмеда:
— Захады, нэ бойся, здэс всэго сэм чэловэк.
Дикий хохот просто сотряс общагу. В тот вечер Ахмед оболомался на счет
ceкса.
Кошмарик