и стал читать. Спустя некоторое время в мое купе вошла дама с девушкой лет шестнадцати. Дама была словно из восемнадцатого века. Сидела ровно, почти не мигая, обмахивалась веером и очень интелегентно делала замечания девушке, которая не могла усидеть на месте.

Перед самым отправлением в купе ввалился "прапор" с солдатом. Солдат был худой, затянутый "до невозможности", а "прапор" — карикатура на военного человека.

Отдав приказание солдату: "Сыды!" он исчез и вернулся не скоро. Девчушка постоянно стреляла глазами в сторону солдата, что явно не нравилось даме, но та лишь хмурила брови.

Появился "прапор" с сильным запахом чеснока и спиртного.

— Товарыш прпоршик, дозвольте пойти покурыть? — вопросил солдат.

— Сыды! — бросил прапор и снова исчез.

Дама, решив видимо помочь парню, подсказала ему, чтобы тот не просился покурить, а попросился в туалет.

Снова появился прапор. Его амбре стало еще сильнее.

— Товарыш прпоршик, дозвольте пойти посрать? — сразу же обратился солдат к прапору.

— Ладно, иды.

Дама, предварительно отправив девушку посмотреть расписание, накинулась на прапора упрекая его в невоспитанности солдата, резонно заметив, что ее племянница еще девушка и не привыкла слышать такие выражения. Досталось и мне, как старшему по воинскому званию.

— Старшина, приведи в порядок своего бойца. — строго вставил я, о чем после очень пожалел.

— Товарыш старший лэйтинант не хвылюйтесь — все зараз зроблю. — ответ прапора.

Вернулась девушка, а вслед за ней и солдат, от которого за киллометр пахло сигаретами.

— Ты, мудило, ляпаешь языком не думая! Тут дите не [дол]баное, а ты посрать. — всю фразу прапор произнес на одном дыхании.

Что было дальше не знаю, т. к поезд прибыл на мою станцию и я вышел.

у нас при универе. Решив не отказывать себе в удовольствии поиграть "пока светло", мы приперлись туда в разгар рабочего дня. Какой-то бздительный [ч]удак, услышав громкую стрельбу очередями и яростный мат штурмующей стройку команды, пропалил в окно и увидел, как шесть человек с х[рен] пойми какими пушками, в камуфляжах, брониках и шлемах пытаются взять стройку приступом, периодически швыряя в окна гранаты. Естесно, он не поленился позвонить в ментовку и сказать, что за окном "началася третья мировая с холлокстом б%я в придачу". Новые стволы, кстати, и вправду ебошат громко не в меру, что б%%%ь твой пулемет Максим.

Через 7 минут приезжает небольшая говновозка, из нее горохом высыпаются сердитые мальчики в кевларе с калашами, и начинают брать в плен аццких террористов, то есть нас. Мы (я был снаружи, в отакующей команде) сдались сразу и без боя, а вот парни внутри тему не прочухали и омоновцев маленько обстреляли, по ошибке, конечно, за что получили таких пи@@@лей, что вспоминать просто ссыкатно… Я, честно говоря, до сих пор не понимаю, как дело до настоящей стрельбы не дошло. Значит лежим мы ровным рядком на земле в наручниках, штакетники нах[рен], а вокруг ох@@вшие менты начинают догонять почему это половина из них вся ухеркана краской по самые помидоры. И тут их главный выдает: "[м]ля, это ж эти… как их, ммать… АКМовцы, во! Мужики, мы комсомольцев повязали за нех[рен] делать…"

В общем все уже почти закончилось мирно, с нас даже наручники сняли, но тут мы впалили, что наш снайпер, который сидел на чердаке, куда-то про[втык]ался. Так же не видно одного омоновца. Все рванули на чердак. Там нас ждала картина, б%%%ь, маслом: на полу лежит в глубоком нокауте омоновец со скованными руками, а рядом сидит наш боец, радостно изучая табельный калаш. Как позже выяснилось в ментовке, куда нас всех доставили довольно помятыми, если не сказать просто отпижжыными, этот придурок (кстати, старший сержант ВДВ), отошел во время игры в уголок отлить и вдруг ему в затылок ткнули автомат и сказали: "Сука, не дергайся"… все остальное сделали рефлексы, вдолбленные в армии…

В итоге, мы получили по трое суток за хулиганство, а на нашего х@@вого десантника чуть было не завели дело, но все обошлось. Адин х[рен], контр террористс вин.