Их не устраивала четверка, им всегда было нужно только пять.

Однажды мне пришлось поставить четверку одному китайцу на экзамене. Он схватился за голову и вообще был очень расстроен, я даже испугался за него. Вот тогда мне и показалось, что за четверки их ждет казнь. Но поскольку работа оценивалась по результатам тестов, у которых при многих недостатках есть одно очень важное преимущество – объективность оценки, у меня не было другого выбора. Я попытался вытянуть его на отлично, задал ему дополнительный вопрос по теории, но ответить он не смог. Поэтому четверка все-таки была заслужена. Надеюсь сейчас с ним все хорошо. Китайский трибунал усмотрел смягчающие обстоятельства и приговор был не слишком строгим.

А в другой группе с несколькими китайскими студентами однажды получилось вот что. В тестах для текущей аттестации было 10 простых задачек на 10 тем, то есть чтобы подготовиться к этим тестам нужно было разобрать на практических занятиях 10 тем за пол семестра. Но практических занятий на весь семестр приходилось где-то 8-9. То есть раз в две недели. Причем из них два нужно было потратить на аттестацию (контрольные). И вот в таких условиях на два занятия выпали два праздника 23 февраля и 8 марта. Выход был только один – готовиться самостоятельно по методичке, в которой были разобраны примеры задач для каждой темы и задачи для самостоятельного решения.

В результате русские студенты на контрольной решили максимум 3 из 10, а в основном 1 или 2, то есть только то что успели разобрать на занятиях, а китайцы 10 из 10, минимум 9. Это при том, что методичка, как вы сами понимаете, была написана на русском, а русский китайцы знали так себе. Да практически ни в зуб ногой. Еле говорили. Спасало только то, что язык формул – международный, универсальный, поэтому по примерам в методичке они смогли разобраться и подготовится.

Я представляю какие баллы набрали бы наши студенты если бы методичка была написана на китайском. Хотя вполне возможно, что точно такие же, поскольку скорее всего эту методичку они даже не понюхали.

А дело тут в том, что финансирование вузов в России зависит от числа студентов. За каждого вуз получает от 60 до 80 тысяч рублей в год, а сейчас может и больше, я не знаю. Это кстати больше, чем платят за себя отечественные студенты на платной форме обучения. Поэтому провинциальные вузы от платников отпихиваются руками и ногами и стремятся набрать побольше бюджетников.

Студенты обо всем этом конечно же знают и понимают, что они источник финансирования и деканаты будут за уши их тянуть до диплома, что бы ни случилось. В случае чего надавят на преподавателя и выцыганят заветную тройку для бездельника. А учитывая то, что огромное число студентов поступает в вуз лишь для того, чтобы не пойти в армию, жалкая тройка этот контингент вполне устраивает. Чтобы в современном российском вузе быть отчисленным за неуспеваемость нужно очень сильно постараться. Например вообще перестать ходить на занятия и на экзамены. Во всех остальных случаях для двоечника деканат тройку добудет.

ставился он в течении семестра, ну в крайнем случае сразу после предметного цикла за особо выдающиеся знания по изучаемой науке. Красота! К сессии подходишь с уже сданным экзаменом, на другие предметы времени на подготовку больше остается, а если имеешь "автомат" на последний экзамен, то и в отпуск можно было на недельку раньше уехать. Одна проблема, "автоматы" у нас единицы получали. В сессию на весь курс один-два "автомата" и это по всем сдаваемым предметам!

Курсант Сивохин за "автоматами" не гонялся. По любому предмету его вполне "государственная оценка" устраивала — "удовлетворительно" или 3 балла. Вообще принцип минимальной достаточности замечательная штука, много здоровья, сил и средств сберегает, хоть на личном, хоть на общегосударственном уровне. Этот подход позволял курсанту Сивохину массу полезного делать, например на лекциях можно было в морской бой играть или как-нибудь по-другому всесторонне самосовершенствоваться — хотя бы художественные книжки читать. У меня до сих пор стоит перед глазами здоровая общая тетрадь в красивой коленкоровой обложке. На этой обложке давным-давно, на самой первой лекции, курсант Сивохин написал: "1-й курс, Конспекты вводных лекций". Через год он зачеркнул еденицу и написал там двойку. Еще через год — тройку. Потом кроме слова "конспекты" всё замулевал и чёрным фломастером дописал "по всему". Так и осталось с первого по шестой курс "Конспекты по всему". На шестом курсе тетрадка без малого на треть заполненной оказалась, и насколько я помню, это была его единственная тетрадка...

В конце третьего курса была у нас лекция по Токсикологии. Как на зло сразу за этой же лекцией по расписанию было четырехчасовое занятие по той же Токсикологии. Лекцию нам читал сам Главный Токсиколог ВС (Вооруженных Сил) генерал Саватеев. Тема лекции была весьма интересной — армейские бытовые отравления суррогатами алкоголя. Из-за крайней актуальности материала, курсант Сивохин самосовершенствовался в полсилы — хоть и не конспектировал, но кое-чего слушал.

Генерал Саватеев был морским генералом — носил черную флотскую форму (тогда большие чины в медицинской службе флотов не всякими там ранговыми капитанами или там контра-вице всякими адмиралами назывались, а нормальные звания имели, по-нашему, по-сухопутному. Может и сейчас так, не знаю). Закончил генерал давным-давно Четвёртый Военно-морской Факультет нашей славной Академии и всю догенеральскую молодость по флотам скитался. Стал генерал рассказывать, как тяжело спирт от разворовывания беречь и вспомнил один случай. Служил он на Северном Флоте на противолодочном корабле. А на том корабле были тонны спирта для антиобледенительных систем противолодочных вертолетов. Конечно же этот спирт пили все кому не лень. Я лично на флоте не был, но думаю, что пьяный экипаж только для пиратских судов подходит. Наверное и командир корабля так думал. Позвал тот начальник молодого Саватеева и приказал ему что-нибудь такое придумать, чтобы эти многомесячные пьянки на его борту прекратились раз и на всегда. Вот будущий генерал и придумал до гениальности простое решение — спирт бензином разводить. Функциональные характеристики антиобледенителя не изменились, а вот пить его уже нельзя было — вонял, что хорошо — всех настораживало; ну а если какой уж совсем отчаянный мичман и решился бы выпить, то в миг бы у доктора в каюте оказался, чтоб там удобнее было ему ласты клеить. А главное достоинство метода — эту адскую смесь в рутинных условиях разделить ну никак невозможно было. Оба вещества с похожей плотностью, смешиваемы, смесь не вымораживается, выпарить нельзя из за высокой волатильности обоих компонентов. Короче вариант супер.

Вот ведь как по генеральским словам выходило — флот это самое крутое. Взять например старую советскую авиацию — там вообще подход к проблеме был бездарным. На каждый самолет приходилось куча спиртосодержащей дряни, например в амортизационно-тормозной системе. И что это было? Смесь спирта с глицерином! Полетал себе летчик, приземлился и сразу напару с механиком сливает чуть-чуть. Немного — каких-нибудь пару ведер. А дальнейший процесс до ужаса прост, точнее вообще никакого процесса. Надо просто те ведра в тенёк под кустик поставить на некоторое время, глицерин тяжелый — осядет, спирт легкий — всплывет. Подходите люди добрые с кружечкой, угощайтесь, чем Бог с неба послал! Из-за сладкого привкуса это ятство в Военно-Воздушных Силах уважительно "Ликер Шасси" именуют.

Или например взять погранвойска крайнего севера. Да на границу с Норвегией со времен Сталина ни одной бутылки водки не завезли, а народ пьян в стельку. Чем пьян? Правильно! Одеколонами "Капитанский" и "Шипр", лосьонами "Огуречный", "После Бритья" и прочими подобными вещами. Пить их в чистом виде интеллигентные люди не могут, да и примеси для печени не полезны. Так ведь без всякого образования по физической химии, в тяжелых полевых условиях суровой тундры, народной мудростью прапорщика-погранца был изобретен идеальный метод криофракционации. Патентное название — "Уголок на Трех Кирпичах". Берется три метра любого стального уголка, выносятся на мороз, под один конец подкладывается один кирпич, под другой — два. На тот конец, что повыше, льётся суррогатный напиток, а с того конца, что пониже, стекает очищенный питьевой вариант. Гадость же вся по пути на сталь намерзает.

А вот генеральский вариант идеальный! Народного подхода нет и не будет — против физики, химии и других законов природы не попрешь. НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО! Ну как генерал дошел до способов народной очистки суррогатов, то даже курсант Сивохин свои дела отложил и стал подробненько эту часть лекции конспектировать. И так его эта тема увлекла, что он подсознательно, но громко так, вслух, на профессорскую ремарку свой курсантский ответ бросил: "Был бы спирт, а способ найдем! "

Главного Токсиколога такая наглая самоуверенность очень задела. Он и говорит, обращаясь персонально к курсанту Сивохину: "Товарищ курсант, предложенная мною спирт-бензиновая смесь используется на флоте уже много лет, и за это время никто, ни один человек ее разделить не смог! "Сив в ответ сжался в комочек и виноватыми глазами на генерала смотрит.

После первого лекционного часа вышли мы с Сивом на перерыв перекурить. Ну он до меня с этой навязчивой идеей опять полез. Вместо нормального перекура устроил "Что? Где? Когда? ", была такая телепередача в СССР — куча умных дураков перед камерой ответы на трудные вопросы искали. Мы чуть подумали и пришли к выводу, что если нужен чистый спирт, то генерал прав, а если нужно просто хорошо и безопасно выпить, используя его хваленную хреновину - то слова генерала полная лажа, пургу нам гнал профессор половину своей лекции.

Возвращаемся на второй час. Генерал лекцию дочитал и по традиции в самом конце спрашивает, есть ли у кого какие вопросы. Курсанты всякие вопросы спросили, генерал ответил, вроде сейчас команда "встать и гав-гав-гав" будет — "до свидания товарищ генерал". Вдруг курсант Сивохин руку тянет. Я сразу насторожился, Сив никогда вопросами профессуру не донимал. А генерал ему кивает, мол что там у вас?

Сив: "Товарищ генерал, а вы про невозможность разделения спиртобензиновой смеси о чистом спирте говорили, или о том что с нее питьевого безопасного суррогата получить нельзя? "

Генерал аж передернулся, опять этот самоуверенный выскочка его святую память о молодых годах оскверняет: "О втором, товарищ курсант! "

Сив: "Ну так это не правда! "

Генерал: "Это что же? Значит, что вы ее можете разделить, разделить без всякого специального оборудования, незаметно, скажем в условиях большого противолодочного корабля? "

Сив: "Да хоть в условиях большого корабля, хоть в условиях маленькой подводной лодки. В любых условиях смогу! "

Генерал: "И что же вам, товарищ курсант, для этого нужно? "

Сив: "Ничего не нужно, смесь спирта с бензином нужна. "

Генерал аж позеленел от такой наглости: "Товарищ курсант, как ваша фамилия?! "

Сив: "Курсант Сивохин. "

Генерал достает из нагрудного кармана записную книжку и начинает что-то записывать, наверное фамилию Сива: "Товарищ курсант, если как вы мне тут сказали...! Если вы на моих глазах разделите эту смесь до степени, что ее можно будет пить без риска оказаться в реанимации, я вам поставлю автоматом "отлично" за экзамен по Военной Токсикологии. Если же ваша самоуверенность вас подведет, и у вас ничего не получится - то экзамен вам придется сдавать очно и лично мне. Старшина, проконтролируйте! Когда у него ближайшее лабораторное занятие на моей кафедре? "

А старшина наш, Сашка Захарьев, уже и рад стараться в расписание смотрит: "Через двадцать минут, товарищ генерал! "

Генерал: "Вот там и встретимся! "

Вышли мы с Сивом из аудитории и плетемся в лабораторный класс на Токсу. Я ему давай мозги мыть: "Сив, ну как так можно! Ты человек воздушно-десантный, флотских условий большого противолодочного корабля не знаешь, откуда такая наглость? То, о чем мы рассуждали, носит исключительно теоретический характер, и на практике никогда не проверялось. Ты хоть Пушкина вспомни — "и Опыт, сын ошибок трудных... "

Сив вспомнил и продолжил цитату: "И Гений, парадоксов друг! Надо не ошибки, а парадоксы искать. Ты же, гад такой, чего мне сам говорил, что Физическая Химия наука точная? Меня подставил, а сам в кусты? Я может с этой сессии из Академии за "банан" по Токсе вылечу! "

Приходим в класс. Преподу уже кто-то насвистеть успел, что по борзости курсанта Сивохина к нам сейчас сам Начальник Кафедры заявится. Все смотрят на Сива, как пролетариат на буржуазию. Начинается занятие. Через полчаса заваливает генерал: "Курсант Сивохин здесь? "

Все встают и замирают по стойке "смирно", препод отвечает: "Так точно, товарищ генерал — вот он! "

Генерал поворачивается к двери и уходит со словами: "Всем быть на месте! "Но уже через пару минут опять появляется с двумя стандартными градуированными бутылками на пятьсот миллилитров. В каждой грамм по сто жидкости. Все опять по стойке "смирно" вытянулись. Подход он к окаменевшему Сивохину и сует одну бутылку ему под нос: "Что это? "

Сив: "Спирт".

Генерал сует другую бутылку: "А это? "

Сив: "Бензин".

Генерал: "Ну так действуйте, товарищ курсант! "

Сив берет бутылку со спиртом и выливает содержимое в бутылку с бензином. Взболтал до полной однородности и показывает генералу, мол все нормально смешано. Затем подходит к обычному водопроводному крану в углу лаборатории и добирает в смесь воды, не доливая бутылку на одну четверть. А затем затыкает горлышко ладонью и начинает все это трясти, как припадочный. Протряс хорошенько и поставил на преподавательский стол отстояться. Пока отстой шел, залез Сив к себе в портфель и достает использованную капельницу. Оторвал кусок виниловой трубки от ловушки воздуха, а тот конец, где иголка, в банку со смесью запихал. Взял вторую бутылку, где изначально спирт был он около стола на пол поставил. Потом ртом чуть через трубочку подсосал и слил самотёком нижний слой в эту бутылку. Поднял её, понюхал, потом на язык попробовал и протягивает генералу: "Пить вполне безопасно, товарищ генерал! "

Генерал бутылку взял, тоже понюхал, но пробовать не стал и говорит: "Товарищи курсанты, мне надо это на анализ отнести. Приказываю быть на месте, занятие продолжать по плану. Я скоро вернусь".

Через часик снова приходит. В руках распечатка анализа, скорее всего хроматографию делали. Начинает зачитывать остаточные концентрации октана, бензола, циклических углеводов — ну всякой дряни, из чего обычный бензин сделан. Читает и сразу переводит в количества, которые бы в поллитре были бы. Потом суммарную оценку примесей сделал и говорит: "Это, конечно, не "Столичная", но и не отрава. Если человек с нормальной печенью и почками пол литра этого суррогата выпьет - то ничего ему не будет. Ну голова на утро будет страшно болеть, посильнее чем от водки, и всё! Товарищи курсанты, среди рядового и сержантского состава, прапорщиков, мичманов, да и офицеров не медицинской службы об этом способе сепарации прошу не распространяться. Курсант Сивохин был прав — спирт в воде растворим, а бензин — нет! За проявленные глубокие знания в области Военной Токсикологии зачитываю экзамен автоматически сданным на "отлично". Курсант Сивохин, вашу зачетку! "

значит, и иногда пристально так на аудиторию поглядывает.

Ну вот однажды перед экзаменом рассаживается народ за парты, все подальше сесть норовят, а один товарисч — садится прямо напротив Барановского. Получили все задание, пишут, пыхтят, пару человек выгнали уже, остальные не то что шпаргалку — носовой платочек достать боятся. Поуспокоился малость Федор Титович, сел, газету развернул, читает. Иногда на шорохи подозрительные опускает газетку и эдак на студентов как глянет! И опять читает...

Тут студент на первой парте беззастенчиво достает из-за пазухи толстенный конспект, разворачивает его на нужной странице, и кладет К БАРАНОВСКОМУ НА СТОЛ! И начинает преспокойно списывать. Тот чует неладное, опускает газетку (на конспект!) и смотрит на студента. Тот себе пишет что-то — весь в работе. Барановский поднимает газетку, читает дальше. Студент продолжает списывать. В аудитории начинают хихикать. Барановский резко опускает газетку и глядит на студента в упор. Ничего. Встает, обходит его сбоку, пару раз проходится по аудитории. Ничего...

Заглядывает под парты. Пусто. Пожимает плечами, садится за газетку. Студент продолжает списывать. В аудитории начинается тихая истерика. Студент невозмутимо переворачивает страницу конспекта. Все в аудитории уже плачут. Барановский бросает газету, вскакивает и буквально обыскивает студента. Разумеется, ничего не находит. Такое повторяется еще несколько раз. Наконец, студент с облегчением незаметно для Барановского (за газеткой) прячет конспект обратно за пазуху и сдает работу. Тут Барановский не выдерживает.

— Вы списывали!

— Да что вы, Федор Титович, как можно... Вы же сами видели...

— Я не видел, но знаю, что вы списывали! НО КАК?!

— Да нет же... Вот ребята подтвердят...

— Вот, что, молодой человек. Скажите мне, как вам это удалось, и я ставлю вам четыре...

Студент объясняет. Барановский, скрепя сердце, выводит в зачетке "хорошо"...

курс ушёл в отпуск и было это хорошо, ведь только он точно знал, что для нас вероятность успешно сдать его предмет, крайне мала.

Ожидавшейся на его место замене это было неведомо и появлялся призрачный шанс создать впечатление, что мы что-то знаем.

Однако все иллюзии на благоприятный исход развеялись как дым, когда стало известно кто будет нашим экзаменатором. Это была беда и засада, оценить наши знания решил сам зав. кафедрой — человек суровый, беспощадный к двоечникам, прогульщикам и тунеядцам. Этакая помесь заумной рыбы с туберкулезным микробом: сердце холодное, а лечение от болезни только в стационаре и вряд ли поможет.

Человеком он был ушлым и имел неприятную привычку расписываться на бумаге, которую надо было использовать для ответов на билет и решения задач, что на 100% исключало возможность использовать "флаги". Место для расправы профессура тоже выбрала со знанием дела. Нас предполагалось поиметь в небольшой лаборатории на десяток столов, исключающей малейшую возможность помочь себе запасённой впрок "шпорой". Народ впал в отчаянье и пребывал в тревоге, а некоторые особенно нервные, стали всерьёз задумываться об академе.

Вариант про выучить, не рассматривался в принципе, как заведомо провальный. Ничего не оставалось, только надеяться на чудо и помощь одногруппников в реальном времени.

План по спасению был придуман наскоро и небезупречен, но всё же внушал некий оптимизм и надежду. Предполагалось первыми запустить на экзамен двух зубрилок и пока они делятся накопленными знаниями с преподом и тянут время, записать на подписанных зав. кафом листочках вопросы остальных и передать их для решения тем, кто ждёт своей очереди вне аудитории. Для связи с внешним миром, было только открытое по случаю жары окно, им мы и надеялись воспользоваться для отправки сообщений и организации "весёлой карусели".

Жребия кому быть почтальоном бросать не пришлось. Я был единственным не на каблуках и другие кандидатуры просто не рассматривались. На моё горькое: "А кто мне "шпору" занесёт? ", ответили однозначно: "Там видно будет" и "Не ссы, всё будет норм".

2. Долго ждать не пришлось, спустя 5 минут после начала экзамена, из заветного оконца вылетел первый "вопль" о помощи. "Вопль" явился в виде белоснежного бумажного самолётика и мне пришлось изрядно побегать для его поимки. Едва не попав под трамвай и помянув недобрым словом братьев Райт, я зажав в кулаке "эпистолу эту", рванул к своим. Время было дорого и мне пришлось быть быстрым и лёгким как ветер.

Бежать было далеко. Институтский комплекс представлял из себя два здания, стоящих перпендикулярно друг к другу и соединённых галереей. От моего поста надо было преодолеть 200 метров до центрального входа, подняться на третий этаж. Пересечь всё здание в длину, добраться до перехода соединявшего корпуса и миновав его подняться на шестой этаж. Весь путь составлял около семиста метров и шести этажей по лестницам.

Лето 1986 выдалось жарким и день экзамена исключением не стал. К началу мероприятия на улице было уже за +30°C и совершая шестую или седьмую ходку, я уже прилично подустал и запыхался. Когда дело дошло примерно до семнадцатой, уже всерьёз думал, что сейчас сд@хну. После двадцатого забега мой мозг наконец-то отключился, настало время второго дыхания и стало полегче.

Спустя "годы", когда я уже на автомате собрался в очередной рейд, меня поймали за воротник и сказали, что уже всё и больше бежать никуда не надо: "Ты Вовка давай соберись и иди сдавай — пришло твоё время, а мы за тебя "помолимся".

Я на "ватных" ногах шагнул за порог, кивнул экзаменатору и взяв билет отправился готовиться, будучи абсолютно уверенным в неминуемой пересдаче и отсутствию стипендии в своём будущем бюджете.

Не знаю как это объяснить, но мозги поскрипев и поднатужившись, очень неожиданно вдруг чего-то вспомнили, а у меня затеплилась надежда, что может в этот раз всё обойдётся и тройку я выгрызу.

Спустя полчаса, когда я уселся напротив преподавателя и собрался отвечать, тот неожиданно взял из моих рук исчерченные эпюрами листки и наскоро пробежав глазами сказал: "Давай зачётку, герой". После ехидно улыбнулся и поведал следующее: "Владимир, за твоими эманациями вся кафедра в окно наблюдала и я был в курсе твоего марафона, уже с десятого круга. Наши преподаватели даже открыли тотализатор и ставки делали, когда выдохнешься и сдашься. Ты сам-то знаешь, что сделал 28 кругов? А это около 40 км. и 168 этажей только вверх. Если студент на такое способен, то сопромат для него просто семечки. Иди уже домой, двоечник".

Когда вышел из аудитории, то девчонки вырвали из рук зачётку и спустя секунду я услышал: "Вот это да! Говорил, что тройке будет рад, а сам пятёрку получил! Вовка с тебя причитается! Везёт же некоторым!".

P. S. Пролетели летние каникулы, наступила осень и 4й курс. Иногда случайно получается сделать всё по неписанным правилам, пусть ты этого и не планировал. По этой причине, как типичный советский студент: сохраняя верность традиции и поступая по канону, я в ноябре женился.