мое лечение в больнице номер 20... Ладно! Впрочем, особо рассказывать нечего...

В выходные, из бесплатных аттракционов случились только капельницы. И то что многие, по привычке, называют приёмом пищи. Особо воодушевило не само "диетическое питание", которое я не имею право оценивать, потому как не пробовал. А то, как оно предлагалось. Завтрак в 10, обед в 14, ужин в 15:00. На вопрос почему ужин так рано, персонал отвечает вопросом на вопрос — "Вы что хотите, чтобы мы тут целый рабочий день сидели".

Кстати, если по роковой случайности ты не являешься счастливым обладателем личной солдатской ложки в сапоге, то ты вообще будешь лишен радости от поглощения калорий, необходимых тебе для выздоравливания... Будь бдителен!

В понедельник вместо врача на обход пришел сам зав. отделением.

— Ну как, больной, вам уже лучше? Вижу что лучше, вижу!

— Доктор! Если брать в расчет то, что вы лечили меня от бронхита, которого у меня не было, вам надо поставить памятник у входа в приемный покой. Вам удалось справиться с этой коварной болезнью мгновенно. Возможно даже вы это сделали одним взглядом...

— Отлично. Раз шутите, значит на поправку пошли...

Все последующие обходы проходили по одной и той же схеме:

— Здравствуйте! Сколько вам уже капельниц ставили?

— Не считал. У вас должно быть где-то записано.

— Ладно, посмотрю. Какое давление и температура?

— Не знаю, нам тут нечем мерить.

— Ну так что же вы с собой не привезли тонометр и градусник?

— Я наивно полагал, что меня скорая привезла в больницу...

— В больницу! Лежите больше и отдыхайте.

— На чём? То, что медперсонал застенчиво называет "больничным топчаном", на самом деле является садовой скамейкой. Долго не пролежишь. Даже ночью...

Примечание

Если верить выцветшей этикетке снизу, то больничная "койка" является: "Экон. Скамейка садовая"

Восьмого марта персонал был особенно приветлив... Выражалось это в его отсутствии.

Беспризорные больные, которые еще могли ходить, тоже разбежались как тараканы... В учреждении, которое "оказывает медицинские услуги" слышался тихий скрип дверей от легких сквозняков и грустное журчание воды в обоих полуисправных унитазах...

Вот пожалуй и всё! Чувствую себя как в школе — на троечку. Значит — удовлетворительно. Думаю, чувствовал бы себя много хуже, если бы не покинул эту больницу вовремя...

Нет, так жить нельзя, необходимо принимать срочные меры.

— Что же делать? – подумал я и тут вспомнил, что недалеко от работы открылось заведение, лечившее алкашей по новейшему методу Довженко. – О! Это можно назвать решением проблемы…

Уточнив с утра по телефону время работы заведения и возможность срочного приема, промучившись ощущениями до обеда, я пошел лечиться.

Кабинет врача был светел, как мои устремления. Пожилой, как мне тогда казалось, доктор задумчиво смотрел в окно и грустно улыбался.

— Здравствуйте, молодой человек, присаживайтесь. Что вас ко мне привело?

— Здравствуйте, доктор! – я решил быть предельно искренним в врачом, — я алкоголик и хочу решить этот вопрос раз и на всегда.

— Давно пьете? – во взгляде медицинского специалиста читалось сомнение.

— Очень давно, как спорт бросил, так и пью. Года два уже с половиной.

— Ну, это не срок. А что пьете, позвольте вас спросить?

— Красное сухое в основном. Коньяк еще. Вот вчера был Дербент КВ.

— И все?

— Нет, спирт еще был медицинский, нам для протирки выдают, на корне Элеутерококка, настаиваем. Коньяк быстро кончился.

— Элеутерококк? Не всякий способен выговорить. А закусываете чем?

— Так я химик, доктор, я и не такое могу произнести. А закусывали вчера сыром, карбонатом и буженинки чуть-чуть, тут недалеко ларек кооперативный открылся.

— Алкоголик? – опять спросил врач, — да вы не алкоголик, вы сибарит какой-то, а это не лечится и не кодируется по методу Довженко.

— Так ощущение с утра прям, что алкоголик без вариантов. Что же делать? Неужели вы не сможете мне помочь?

— Пожалуй смогу, в порядке исключения, — улыбка сделала доктора гораздо моложе, — в качестве одноразового мероприятия. Есть проверенный способ.

Доктор достал из тумбы стола початую бутылку Дербента и два стакана. Одной рукой достал, в отточенных движениях чувствовался немалый опыт.

— Ну,.. – сказал доктор, наливая.

— За советскую медицину! – ответил я, выпил, попрощался и пошел дальше, мирясь с проходящим ощущением.

— Ходят тут всякие, только от работы отрывают, — бурчал мне в след доктор, убирая стаканы, - то же мне алкоголик, даже пузырь не допили!

они только толщиной — aн@льный потолще. А так исследование аналогичное — зонд засовывают в отверстие, у зонда на конце что-то типа камеры и фонарик. А на приборе — экран. Что-то по типу как сейчас камеры для подводной съёмки устроены. Прибору всё рано, что показывать — желудок, кишечник. В какую дурку засунут, то и показывает. Сейчас такой прибор стоил бы копейки, а 40 лет назад... цена была как у колёс от Боинга и составляла чуть ли не годовой бюджет института. Естественно прибор был куплён за валюту и институт долго добивался его покупки. Прибор стоял на гарантии и в него было строго запрещено лазить внутрь во избежание утери гарантии, а гарантия в силу астрономической стоимости прибора была пожизненная.

И вот как-то сканировали желудок одному пациенту с металлическими протезами зубов. То ли ограничитель забыли установить, толи у пациента мышцы челюсти были очень сильные, история умалчивает, но... пациент оральный зонд перекусил. Случай оказался гарантийный и на него должен быть приехать специалист аж из самой Японии.

Ну пока суть до дело, задниц сканируют мало, а желудков много, стали использовать вместо перекушенного зонда для рта зонд для задницы, благо по конструкции они были идентичны, для задницы незначительно толще.

Но, пока ехал японский спец, ситуация повторилась и был перекушен уже второй зонд — для задницы.

Когда приехавшему японцу показали зонд для рта он совсем не удивился — дело обычное. Но когда ему показали зонд для задницы со следами зубов, узкие японские глаза стали круглыми как у Тотторо в мультфильме Хаяо Миядзаки.

С таким же круглыми глазами и загадочным выражением лица маленький японец был поссажен в самолёт, который и увёз его в его Японию. Всё время от института до аэропорта японец хранил молчание. Видимо про загадочную русскую душу он слышал и теперь думал о загадочной русской анатомии — с зубами в заднице.

Так вот, получилось почти так же. Падение с пьедестала. Страх и ненависть в отделении гастроэнтерологии, [м]лядь.

Как-то попал я в больницу. Причина была достаточно серьезная, чтобы вас расстраивать. Ну, или. может быть наоборот, радовать.

И вот положили меня в отделение, бедного, несчастного, бледного, как седой Харатьян. Лежал я там одинокий, жалкий и придумывал завещание. Придумывалось х[рен]ово, потому что завещать мне было нечего. Кроме двух зубных имплантов, которые теоретически можно продать и купить пару айфонов. Пизжу. Один айфон. И то б/у.

Вставили мне в руку капельницу, в жопу укол, в рот таблетку, лежу тихонечко, стало быть, болею. Рядом храпит какой-то другой больной, с другой стороны еще один мелодично выпёрдывает то ли романс про лохматого шмеля", то ли "Танец с саблями".

Я уже засыпать начал под монотонный аккомпанемент, но тут открываются двери в палате, все затихает, и освещенная белым божественным светом, заходит медсестра. Я даже подумал, что я сдох и попал в рай.

Но потом понял, что в рай я никак попасть не могу, поэтому не сдох них[рена], а медсестра настоящая.

Понимаете, я видел немецкое кино про половую еблю, и я реально сомневался, что медсестры, которых показывают там, существуют в действительности. Я знал, что это такие п@рноактирисы, специально переодетые в белые халаты. Потому что в нашей районной поликлинике из медсестер была баба Маша, которая еще Котовского с поля боя выносила, и женщина трудной судьбы по фамилии Поликарпова, которая открывая процедурный кабинет, орала в толпу:

— Кучнее, кучнее стойте! Не перекрывайте задний проход! Куда прете? Снимайте крышки с анализов! Я что ли ваше говно должна раскрывать?!

И глядя на нее я понимал, что мало найдется бесшабашных смельчаков, которые отважатся перекрыть ей этот самый задний проход. Поликарпова была на редкость страшной, да еще и с бородавкой на пол-ебала.

Так вот, медсестра, которая зашла в палату была другой. Она, как будто сошла с экрана кинолент студии "Порнхаб", случайно заблудившись между эпизодов "Горячие оральные блондинки" и "aн@льные приключения служанок".

Белый халатик не закрывал колен и едва застегивался на сиськах, длинные ресницы, блонд-каре и пухлые губы. Всё, как вы любите, мальчики.

Сиськи, к слову были размером с глобус. Поверьте мне, ни один географ ни за что такие глобусы бы не пропил.

Всё притихло и замерло. Храп и пердеж, как по команде прекратился, а мне даже лучше как-то стало. Я аж порозовел и покрылся испариной. Головокружение прошло и румянец на щеках появился.

— Здравствуйте, Эвелиночка! — сказал сосед-пердун- Мне опять укольчик?

— Здравствуйте- не сказала, а промурлыкала Эвелиночка- Нет, Шаповалов, вам укольчик только утром.

Шаповалов разочарованно вздохнул. Вероятно он надеялся восхитить медсестру своей исколотой волосатой жопой. Не получилось.

Медсестра подошла ко мне и сказала "мяу".

Пизжу, конечно, она сказала мне:

— Вам нужно будет анализы сдать. Вот вам баночки. Сюда мочу, сюда кал. Как соберете, сразу мне сдайте.

Понимаете, сдать анализы может каждый. Это них[рена] не трудно. Тем более медсестре. Вот если бы это была баба Маша или Поликарпова, я бы принес им ведро мочи и чемодан говна, и нисколько бы не стеснялся. В конце концов, это их работа. Вот медсестра, вот чемодан говна. Все сходится. Это несложный пазл.

Но тут я себя почувствовал на краю пропасти. Я мог бы встать и сказать:

— Послушай, детка, ты просишь меня о невозможном! Такой сорви-голова и беспечный ковбой, как я, не может терять свое лицо посредством говна.

Понимаешь, говно это сокровенное, которое не должен открывать мужчина красивой женщине. Ты можешь забрать мое сердце, мою душу, можешь оседлать и обуздать меня, горячего жеребца, но никогда, слышишь, крошка, никогда не проси меня, чтобы я сдавал тебе анализ кала. Хочешь, я увезу тебя далеко из этого богом забытого места? Лучшие салуны Запада будут открывать перед нами двери! Что? Как меня зовут? Зови меня Безумный Джонни, детка.

Опять пижжу, конечно.

Ничего этого не сказал. Я малодушно сдал анализы прямо в прекрасные руки Эвелиночки и умер, как ковбой, как жеребец, как сорви-голова.

Одним словом, детки, меня расстреляли.

А потом я выздоровел и выписался. С тех пор я не боюсь выглядеть глупо и смешно, самое страшное, что со мной могло произойти уже произошло.