МОСКОВСКАЯ ДОРОГОВИЗНА

— Трудно жить! – таков всеобщий вопль. Квартиры дорогие, к провизии не подступишься, деньги же, хотя и трудно достаются – дешевы. Да и мало их.

Если исключить несколько десятков тысяч капиталистов и людей, занимающих хорошо оплачиваемые места, все остальные живут не по средствам в долг. Семьи среднего достатка никогда из долгов не вылезают…

Вот как изменились в Москве цены на жизненные припасы за 45 лет – с 1856 по 1901 год.

После Крымской кампании мясо в Москве стоило от 2 до 5 коп. за фунт. А теперь оно колеблется от 15 до 20 копеек. Тысяча спичек стоила 5 коп. , а теперь 14. Рыба от 6 до 25 коп. за фунт, а теперь от 15 коп. до 1 р. 50 коп…

Что же касается квартир, то цена их увеличилась приблизительно в пять раз.

Все это, конечно, имело бы только статистический интерес, если бы наряду с ценами на необходимые продукты первого потребления росла и заработная плата, жалование. Но в действительности этого нет. Оплата труда, в общем, какой была в 1856 году при дешевых ценах на жизненные продукты, такой остается до сих пор, и вот это-то разительное несоответствие и заставляет всех кричать о тяжести жизни и жить в долг.

"Раннее Утро". 1911. № 87

У КОГО ЧТО БОЛИТ, ТОТ О ТОМ И ГОВОРИТ

Идёт какое-то нудное собрание-заседание.

На трибуну поочерёдно выползают ораторы и что-то там себе бубнят, а народ в зале занят своим делом. Большинство дремлет, у остальных уже слипаются глаза.

К трибуне прорывается очередной правдолюбец и сходу в карьер начинает гневно обличать:

— И куда только

Были мы этим летом в немецком городе Бремене по командировке. И в первый вечер гуляем, значит по его исторической части, восхищаемся грандиозности средневековых зодчих, мощь и красота, конечно, впечатляющая. Народ веселится, кругом балаганы, музыка отовсюду. Ну, мы тоже ходим, прикалываемся, чувствуем себя совершенно свободно и между собой спокойно разговариваем, постоянно используя крепкие русские словца не боясь, что нас кто-либо сможет понять. А знаете, как это бывает иногда приятно. Замечаем какого-то мужика с аккордеоном, играющего фольклерную немецкую музыку. Ну, мы мимо него проходим и просто ради хохмы бросаем по-русски, изрядно при этом смачивая слова матом: "А, что, Ганс, ….. слабо тебе будет Калинку-Малинку исполнить?". На, что "Ганс" нам на чистом русском, но благо вежливый мужик попался, ответил: "Мое исполнение Калинки-Малинки тебе дорого будет стоить, родной". После того, что мы в ответ от него услышали, мы навсегда избавились от привычки ругаться на людях.

На прошлый НГ моему другану французские коллеги подарили набор инструментов для автомобиля. С их слов, у них там просто так на дороге чинить машину не принято — служба эвакуации работает хорошо. Поэтому набор оказался типа подарочного: белые с желтизной ключики, как на подбор, от фирмы "Pete" в упаковке типа большого портмоне из

Юный Константин Райкин, будучи человеком и темпераментным, и литературно одаренным, вел донжуанский дневник. Записывал, так сказать, свои впечатления от начинающейся мужской жизни.

По всем законам драматургии, однажды Костя свой дневничок забыл, в раскрытом виде, на папином рабочем столе — и, вернувшись из института, обнаружил родителей, с интересом изучающих эту беллетристику.

— Да-а, — протянул папа.

— Интересно… Я в твои годы был скромнее, –—сказал он, чуть погодя.

— Ну, ты потом наверстал, — заметила мама, несколько испортив педагогический процесс. Но педагогический процесс только начинался: Райкин-старший вдруг сменил тему.

— Знаешь, Котя, — сообщил он, — у нас в подъезде парикмахер повесился…

Костя не сразу уследил за поворотом сюжета:

— Парикмахер?

— Да, — печально подтвердил Аркадий Исаакович.

— Повесился парикмахер. Оставил предсмертную записку. Знаешь, что написал?

Райкин-старший взял великую педагогическую паузу и, дав ребенку время сконцентрировать внимание, закончил:

— "Всех не перебреешь! "