с гитарой наперевес, опоздала на последний автобус. Предстояло идти пешком через весь город.

Напротив остановки затормозила светлая "Волга" — водитель стал свидетелем ситуации и решил помочь:

— Девушка, я гляжу, вы на автобус опоздали. Вам куда ехать?

— На улицу Ленина.

— Садитесь, нам как раз по пути.

По дороге познакомились, завязалась беседа. Водитель сказал, что его зовут Женя, что он приехал в Калининград в командировку, и что он — самый настоящий космонавт.

Мама рассмеялась — Женя сидел за рулём "Волги" в спортивном костюме, и его внешний вид сильно диссонировал с представлениями советских людей о героях космоса.

— Не верите? Хотите, докажу? — ответил Женя и в этот же вечер умудрился "отпросить" мою маму у родителей на три часа вместе с гитарой в расположенную недалеко от дома гостиницу.

В холле гостиницы, куда Женя привёз маму, оказались ещё трое мужчин, в таких же спортивных костюмах.

— Оля, знакомьтесь!

— Женя показал рукой на сидящих в кресле мужчин, — Это Юра. Он тоже космонавт. А слева и справа от него — наши кубинские друзья, будущие космонавты Хосе и Арнальдо...

Осенью того же года на орбитальную станцию "Салют-6" отправился космический корабль "Союз-38" с международным советско-кубинским экипажем в составе Юрия Романенко и Арнальдо Тамайо Мендеса. В дублирующий экипаж вошли космонавты Евгений Хрунов и гражданин Кубы Хосе Лопес Фалькон. Весной 1980 года в Центре подготовки космонавтов в подмосковном Калининграде проходили совместные тренировки основного и дублирующего экипажей.

заключалась в дежурстве сутки через трое, а также устранении мелких заявок поступающих от жильцов и различных учреждений как то магазин, кафе, ресторан, офис и т. д расположенных в центре города. В составе аварийной бригады входили диспетчер, водитель, сварщик, слесарь – сантехник и Я электрик. Система ЖКХ в те времена потихоньку разваливалась, зарплату не платили по нескольку месяцев, и соответственно контроля со стороны начальства за нами почти не было. Рабочий день начинался у нас с литра водки на четверых за исключением водителя, затем наступало время поиска чумары, то есть работы, где можно что то заработать деньгами или водкой и закуской, благо район был старый и работы было очень много. Вечером и ночью в помещении аварийки обычно собирались знакомые и друзья как правило со своей выпивкой и мы все включая водителя и диспетчера конкретно бухали, играли в карты, смотрели телевизор иногда были большие компании с участием знакомых девушек работающих в учреждениях поблизости. После таких мероприятий пустых бутылок оставалось очень много. Утром после смены пытались побыстрее свалить домой отсыпаться и выносить бутылки на помойку было лень. Кто начал это делать первым неизвестно, но и все четыре бригады аварийки носили пустую тару наверх и ставили в ряд на пол в комнаты маневренного фонда. Так продолжалось наверное около года, пока в одном из домов района не случился пожар и управляющий трестом забрав в аварийке ключи от третьего этажа не пошёл смотреть помещения, куда предполагалось заселить погорельцев.

В этот неудачный день как назло была наша смена. Вопли шефа наверное было слышно даже Казанском кремле в километре от конторы, в бухгалтерии одной бабушке даже плохо стало. Была создана комиссия по розыску владельцев тары и тех кто выпил то что раньше находилось внутри. Диспетчеру смены бывшему офицеру танкисту и инвалиду Афганской войны удалось выкрутиться свалить всю вину на бомжей, сказав что это они устроили там склад стеклотары. Дворники из соседнего ЖЭУ пол дня грузили в тракторную тележки пустые бутылки. Как потом оказалось их около двух с половиной тысяч.

принадлежности. Зашел к приятелю в соседний подъезд и попросил отвезти меня в больницу.

Жена и дети гостили на Украине, и было как-то чудно, что со мной такая штука случилась, а самые близкие ничего об этом не знают.

В приемном покое хирург подтвердил мой диагноз и велел сразу готовиться к операции.

Медсестра поинтересовалась, — есть ли у меня бритвенный станок, а то она принесет казенный многоразовый, чтобы я мог подготовить операционное поле. Предупредила, что в том станке стоит очень хорошее лезвие "Восток", которое она самолично поставила лет пять назад.

Отказавшись от халявы, я выбрил лобок и гениталии своим собственным инструментом.

В тот же день меня оперировали.

Наутро в палату зашел хирург, осмотрел шов, поинтересовался самочувствием.

Спросил его:

— А, в самом деле, аппендикс был воспаленный?

Врач закивал головой:

— Да, да! Такой уже ядреный был, налитой. Ещё чуть-чуть и мог лопнуть.

Позже я убедился, что так он отвечал всем своим пациентам, чтобы не терзались мыслью, что их зря порезали.

В восьмиместной палате нас было шестеро. Всем удалили аппендикс. Мы перезнакомились и обвыклись. Интересную закономерность заметили – если кто-нибудь начинал рассказывать анекдот, все подтягивали к животу правую ногу. Чтобы было не так больно смеяться.

В палату зашел парень лет двадцати. Поглядев на него, я подумал, что так, должно быть, одеваются сельские хлопцы, когда хотят выглядеть "по-городскому".

Оглядел нас, заговорил:

— Здорово, мужики! Как дела? Не тушуйтесь, все путем будет! Тут как? Аппендициты умеют удалять? Не ссыте, все будет ништяк!

Мы, удивленные его напором и непонятной многословностью, молчали.

В палату зашла медсестра. Показала ему свободную койку, тумбочку, предложила переодеться. Спросила — есть ли у него бритвенный станок. Узнав, что нет, сказала, что сейчас принесет.

Парень, пощупав на скуле трехдневную щетину, продолжил свою речь.

Теперь я понимаю, что он просто глушил свой страх перед операцией, а тогда его говорливость казалась раздражительно неуместной.

Медсестра принесла старенький бритвенный станок, который уже многие годы использовался незапасливыми больными для эпилирования операционного поля.

Вот — сказала она – побрейтесь.

Парень снова потрогал щетину на лице и удивленно поблагодарил.

Медсестра улыбнулась, и выходя, сказала в пространство:

— Объясните ему.

Я сказал новичку:

— Ты что думаешь? Тебе надо лицо брить?

Он, все еще не понимая, ответил:

— Ну да, а то что же?!

— Нет, дорогой! Этим станком ты побреешь лобок и яйца!

— Не буду!

— Будешь! А то медсестрам придется самим тебе твое хозяйство обривать, когда ты под наркозом уснешь. Еще и порезов наделают… Да ты не сомневайся! Это не прикол, а обязательная процедура.

— Врешь!

— Да на, смотри!

Я спустил штаны, и он визуально убедился, что это бритье не придумано специально для него.

Вздохнув, и все еще недоверчиво покачивая головой, он направился к туалету.

В полной тишине двенадцатилетний мальчишка, лежащий на койке, хихикнул, и подтянул правую ногу к животу.

Все настороженно повторили его движение, и кто-то поинтересовался:

— Ты чего?

Мальчишка, давясь от смеха, сказал:

— Повезло ему, что не успел лицо этим станком побрить…

глаза выхухоленные, на плече — рюкзачок в стропах и [м]ляхах.

А к рюкзачку, для устрашения толпы, видимо, привязана резиновая игрушка в виде мужской интимности.

Стоят, болтают, раздувая баблгамные шары, и дерзко постреливают глазами окрест, чтобы насладиться реакцией публики.

А публика ведет себя обыкновенно. Т. е. никак. Самые молодые спят, а те, кто постарше окунулись в прессу.

Пассажиров становится больше, девиц начинают слегка зажимать, но потом, по мере продвижения к конечной, опять просторнее делается.

И вот очередная остановка. В вагоне — тишина, слышен лишь вкрадчивый шелест газет.

Рядом с нигилистками мирно храпят два подвыпивших мужика.

Один просыпается, смотрит себе под ноги, затем делает круглые глаза, толкает в бок товарища и громко произносит:

— Сссмотри, … херня какая-то валяется …

Киндер-Сюрприз оборачивается к мужику, затем переводит взор на пол и радостно орет:

— Ой, блин, да это ж мой!

Мужик, следует отдать ему должное, ведет себя мужественно. Только глаз начинает слегка дергаться..

— Ее, ее,- энергично подтверждает Пятый Элемент.

— Случайно оторвался.

Вагон, в котором уже никто не читает, с подвываниями устремляется в тоннель.