воспитателка и заныла папаше Василию, что его чадо требует повышенного внимания и немалых дополнительных хлопот. Вестимо, намекая на взятку или какой там ещё бакшиш. Вася с ней согласился, но предпочёл рассчитать натурой и своё повышенное внимание направил на неё, даму пусть и не слишком казистую. Васино внимание её вполне удовлетворило – он оказался классным удовлетворителем.

А павликова маманька радовалась, что благоверный вдруг добровольно взял на себя обязанность вечерней эвакуации малого из садика. Пусть и поздно, зато она получала после дня напряженного труда во имя и на благо Родины пару часов свободного времени. Для варки, стирки, уборки и прочих дамских развлекушек по хозяйству. Заложил же папашу Павлик, когда мамочка поинтересовалась, не скучает ли дитё один в ожидании папы.

Павлик обрадованно:

— Нет! Марьстепанна выдаёт игрушки из витрины для комиссий! – и принялся взахлёб об издалека управляемом танке, кубике Рубика, конструкторе с болтиками-отвёрткой и мультяшками в теливизере.

— Так она с тобой играет?

— Не, — гордо сказал Павлик, — я один! Она запирает меня в группе, а сама в нашей спальне сдвигает с папкой три кровати, и они на них ипуца. Мне вахтёр дядя Вова рассказал. Он всё в окошко видит. Просил тебе передать, но мне всё некогда.

Ошарашенная маманя проявила выдержку до следующего дня и с помощью вахтёра дяди Вовы, фанатичного блюдуна семейных ценностей, через указанное окошко лично убедилась в энергичной неверности благоверного. А в ходе подобающей случаю истерики уже дома, в промежутках между битьём тарелок на голове грешника, вопила:

— Ну что ты нашёл в этой крысе? Она ж мине в подмётки негожа!

Гнусный изменщик не признался в своих находках, но, бия себя в грудь, пошёл в сознанку:

— Дорогая, ну поверь, не для греха, а нашего дорогого Павлушки ради. Ты ж знаешь — люблю я только тебя! — и, привычно уворачиваясь от летающих тарелок, поцеловал супругу как в загсе.

В конце концов он, как оказалось, заядлый ходок по бабам, был в какой там у них раз прощён. Но от изъятия Павлика из садика отстранён как утративший доверие. Мальчика уже забирали мама или бабушка. У той же самой Марьстепанны — заведующая садиком после скандала никаких организационно-воспитательных мер применять к ней не стала. Соискателей детских местов в садике – вагон и маленькая тележка, а новую воспитателку поди сыщи! Кто согласится на эту нелёгкую работу за мизерную зарплату без всяких там бонусов. Кроме как доплаты натурой от таких сознательных папаш как отец Павлика.

Возмущённой маме, накатившей телегу на воспитателку ("... чему эта б%%%ь может воспитывать детей... бла-бла-бла.. "), было предложено поискать другой детский садик, да впредь следить получче за своим мужиком, слабым на передок. Увы, уже и в то время отыскать место в детском садике было потруднее, чем другого мужа, и маманя уговорила заведующую не увольнять Павлика из-за аморального поведения совращённого отца – дети за родителей не в ответе, так считал даже товарищ Сталин, хотя и поступал наоборот. Отец уже прощён, перевоспитан дома и в трудовом коллективе. Осознал и больше не будет. Хотя бы потому, что впредь Павлика будет забирать как пораньше она или бабушка, к чему они уже приступили. А телегу забирает взад.

... И всё вернулось на круги своя. Вася сразу после работы занимал своё лежачее место примерного семьянина на диване перед телевизором, по-прежнему предаваясь государственным или мировым проблемам, пока супруга на кухне с горшками и в ванной с бельишком решала куда более приземлённые домашние проблемки. Павлик гонял по квартире управляемый танк, который выканючил в порядке компенсации своей утери в садике. Вуаерист-вахтёр Вова великодушно простил Марьстепанну и продолжил с ней свои прежние романтические отношения. Марьстепанна усилила своё педагогическое внимание Павлику, чтобы не заподозрили в какой там мести. Да делала это искренне, перенеся свою любовь на него как детёныша любимого человека.

Так и закончилась эта история не с одним счастливым концом, а с двумя: вахтёра Вовы и папы Васи. Самое же пикантное в ней — фамилия благородного павликина семейства была Морозенко, что в переводе с мовы (украинской) на язык (русский) — Морозов. Так что наш Павлик Морозов исторически был обречён на этот подвиг – заложить родного отца.

Однако никаких посмертных лавров из этого подвига мальчик не стяжал – не сам же к нему пришёл, а по наводке ревнивого вахтёра дяди Вовы. Да и остался в живых, папа с роднёй со своей стороны, включая свёкра, свекровь своей супруги и двух братьев-рецидивистов, не стал убивать сынишку из-за эдакого пустяка. Да времена уже настали другие, борьба с кулаками (имеется в виду не бокс!) успешно закончилась ещё до войны. И пионером-ленинцом наш Павлик не был — возрастом ещё не вышел. В общем, не вполне соответствовал установленному формату пионера-героя, пожертвовавшим отцом во благо Родины.

ниже, рассказал мне в своё время заслуженный врач СССР, пульманолог в третьем поколении. Сразу скажу, "баян" сей на тему "Как развалился СССР".

Время действия — конец 70-х. Место действия — Крым, ведомственный санаторий специализировавшийся на лёгочных заболеваниях, подчиняется непосредственно аппаратам ВЦСПС и... (!) ЦК КПСС. По современным представлениям это что-то вроде Куршавеля, Ибицы и яхты Абрамовича "в одном флаконе": вся элита немаленькой страны лечится там.

Публика — 90% номенклатурных работников: от первых секретарей крайкомов, райкомов партии, исполкомов и до директоров крупных предприятий. Плюс 10% — актёрская публика, которая Министерством Культуры подбиралась весьма тщательно: множество заслуженных артистов СССР (так чтобы и полечились и развлекли номенклатурных работников, была такая мода — лечить хорошим настроением).

В основной массе своей вся эта публика была сильно курящей. Первые секретари дымили потому, что выбились в люди всё больше из простого народа (выходцы с шахт и заводов), а актёры — от богемной жизни (в общем, причина, чтобы обосновать дурную привычку всегда найдётся).

Так как заядлый курильщик, лишённый сигареты, очень не сильно отличается от "нарка со стажем", то вся эта публика сразу после лечебных процедур, кто бегом, а кто ползком отправлялась в соседний посёлок к табачному ларьку "Дружок", где от безделья укуривалась обычным "Беломорканалом" (другое курево завозилось редко) до синих кругов под глазами. В общем лечение не очень шло...

Итак, первый раунд борьбы с курением. Главврач всеми силами беспокоится о показателях выздоровления пациентов-отдыхающих (иначе по головке не погладят). Он идёт лично на приём к первому секретарю ЦК КПСС и добивается невозможного: беломорины в "Дружке" начинают продавать исключительно местным жителям при предъявлении паспорта и никому из отдыхающих под страхом всевозможных кар (во время то было!) ни за какие деньги. Ворота в направлении посёлка заварены сваркой!

Второй раунд борьбы. На пороге санатория, обойдя всю возможную охрану появляется Она — вся из себя блестящая монистами, жительница соседнего посёлка, потомственная гадалка Фатима. Смекнув ситуацию она забрасывает карты в дальний угол и организует очень выгодный торг: одна сигаретина по цене целой пачки. При этом заслуженные деятели ещё и униженно благодарят за заботу об их здоровье и появления Фатимы с товаром в условленном месте готовы ждать часами!

Если у партработников с деньгами всё было в порядке, то актёры оказываются бедны для таких "роскошных" покупок и в результате начинался дикий бартер, когда выданные им продукты они меняли на всё те же беломорины. В результате, к концу месячного курса лечения задохлые тени скользили (роняя слюну) сдавать икру, в надежде "выгодно" обменять её на Беломорканал (и очень сильно боялись, что Хозяйка не возьмёт!)

Ах, да конец истории. Через пять лет большая часть родственников Фатимы, до того кормившихся картёжными играми на пляже, очень неплохо трудоустроены. Из наиболее значимого:

— старший сын — третий секретарь обкома комсомола;

— средний сын — главный товаровед Плодовощторг базы (кто в Союзе не жил, не поймёт, что это такое);

— младшенький — зам. начальника городского УВД;

— невестка — директор местного дома культуры, где заслуженные и всесоюзно любимые актрисы выступают за блок дешёвых сигарет.

Вот она — истинная благодарность непростых курильщиков.