Случилась эта история в приснопамятные времена эпохи великого построения коммунизма в одной отдельно взятой стране. В одной из центральных

(показательных и престижных) школ столицы одной из южных солнечных республик работала честная и, вполне, по тем временам, идеологически подкованная преподавательница русского языка и литературы, скажем,

Галина Петровна. На хорошем счету, преподаватель со стажем, знающая свое дело, словом, те, кто в теме, помнят эту породу добросовестных и любимых учителей.

Наступило очередное весеннее (или осеннее) плановое обострение у местного городского отдела народного образования (гороно) и стремительно надвинулся срок очередной инспекционной проверки подведомственного учебного заведения. На школу надвигался очередной десант проверяющих, состоящий из светил местного образования, представителей городского комитета компартии и прочих, примкнувших к ним, сотрудников означенного гороно. Проверка состояла в том, что на уроках по самым разным предметам на задних партах рассаживалась комиссия из нескольких вышеупомянутых товарищей и в течение всего урока строго оценивала работу как преподавателя, так и вверенных ему учеников. Умытые и причесанные ученики как по писаному излагали темы, рисовали и писали на доске схемы и задачи и давали заранее зазубренные даже двоечниками ответы — так как бытовало мнение, что кто-то из проверяющих может вмешаться в процесс и внезапно спросить любого по теме урока. Словом, то еще испытание для профессионального преподавателя, поскольку можно было запросто схлопотать как по партийной, так и по административной линии, а то и вообще загреметь из школы в центре, на захудалую окраину. Так что дело обстояло весьма серьезно.

И вот, накануне данного события, директор школы собрала всех, включая нашу героиню, и произвела накачку в следующем направлении. Проверка — ежегодная, но "особая", в составе комиссии будут люди даже "из Москвы".

Все должно быть на космическом уровне, шерсть должна стоять дыбом, пятки вместе, носки врозь и, не дай бог, что-то будет идеологически не выдержано. Да, да, я Вас, Галина Петровна, имею в виду, чтобы вы тоже над своими примерами про русский лес и стихами декадентов тщательно поработали и вообще. А если все будет правильно, а задачки по математике будут про перевыполнение производственного плана, а не про яблоки и бассейны, то все будет просто замечательно и премий никого не лишат, а меня не снимут с должности на старости лет. Все поняли?

Всю ночь, персонально упомянутая Галина Петровна сочиняла примеры для завтрашнего занятия, посвященного формам предложений. За примерами в то время ходить было не надо – любая газета "Правда" и даже "Известия" пестрили ими ежедневно. "Нашей Родиной является Советский Союз ", "Цель советского человека — построение коммунизма", "Советский народ одобряет программу партии" и тому подобное, наверное, хорошо помнят те, кому за сорок. Все было в ажуре. Формулировки так и сыпались на бумагу, и у

Галины Петровны потихоньку отлегло от сердца. Все будет хорошо, повторяла она, все будет хорошо.

Настал великий день. Строгие люди в хороших костюмах и дамы с депутатскими значками заняли положенные двоечникам места, а в уголке примостилась сама директор школы, питавшая особые надежды на Галину

Петровну, как одну из лучших в своем деле. Галина Петровна глубоко вздохнула и объявила тему урока — формы предложений русского языка или как-то так. Комиссия расслабилась и стала частично погружаться в сон.

Мел, скрипя, нанес на доску "Нашей Родиной является Советский Союз",

"Цель советского человека…" и так далее. Группа отличников напряглась и с готовностью потянула руки. Галина Петровна провозгласила первое предложение. "Кто построит вопросительную форму? Так. Иванова!".

"Является ли Советский Союз нашей Родиной? " "Правильно, садись! "

"Петров! " "Является ли целью советского человека построение коммунизма? "

"Правильно! "

Все шло хорошо, класс и учительница расслабились, и никто пока ничего не почувствовал, однако председатель комиссии, холеный мужчина с импозантной внешностью, вдруг открыл глаза и стал вслушиваться в то, что громкими и ясными голосами рапортовали ученики.

"Отлично! А теперь давайте построим утвердительную и отрицательную форму предложения! Ты, Сидорова! " "Да, Советский Союз является нашей Родиной"

"Правильно! Иванова! Отрицательная форма?". Иванова встала, открыла рот и произнесла "Нет, Советский Союз не является нашей Родиной! "

Внезапно наступила гулкая зловещая тишина, и из угла, где сидела директор школы, вдруг донесся сдавленный короткий вздох, как будто у кого-то перехватило дыхание. С места медленно поднялся председатель комиссии. Его лицо было багровым, а рот хватал воздух. "Что… что… что Вы себе позволяете!... Как Вы смеете!... Это… это… преступление… нет! Это … практически диверсия… государственная измена! "

Помертвевшая Галина Петровна обернулась к доске и вдруг отчетливо сформулировала отрицательную форму второго предложения "Нет, построение коммунизма не является целью советского человека! "Об остальном не стоило и говорить… Гром прозвучал в ушах Галины Петровны, все поплыло, и она тяжело опустилась на стул, ничего не видя и не слыша. А комиссия, во главе с разъяренным председателем, с топотом покидала замерший как на фотографии класс, до которого тоже стало доходить…

К чести тогдашнего партийного бомонда, среди них были в основном реалисты, а уж в нацреспубликах и подавно — наивных и повернутых на идеологии было мало, да и в гороно тоже оказались люди с юмором и сообразительные. Галина Петровна отделалась публичной выволочкой на экстренном педсовете, правда дама – директор на нем не присутствовала, так как загремела с сердечным приступом. Отдувался за нее парторг, которого тоже выволокли в горкоме партии. История умалчивает подробности. Однако ходили слухи, что в кулуарах местных партийных органов нет-нет, да и разносилось коллективное неофициальное ржание, так как владение формой предложений позволяло практически любую фразу любого документа быстренько превратить в идеологический выпад, что несомненно оздоровляло затхлую атмосферу эпохи застоя.

Дело было в весёлых 80-х. Учился в нашем классе мальчик, очень хорошо читавший стихи: с чувством, с толком, с расстановкой, с ударением где нужно, ну, и, с выражением, конечно. С детства, видимо, родители научили. Классе эдак в третьем учительница поставила его в пример всему классу, дескать, смотрите как надо и чтобы все старались так же. Все дети как

Метро. Давка. Рядом женщина с ребенком:

Женщина: Андрюшенька, ты еще живой?

Ребенок(угрюмо): Ага. Последняя жизнь осталась.

Двоюродная сестра едет в автобусе с пятилетним сынишкой, который сидит на сиденье напротив. Болтает по телефону, одновременно копаясь в сумочке и думая о чём-то совершенно другом, как и все молодые симпатичные блондинки. Автобус подъезжает к остановке. Сестра видит, что сейчас зайдёт приличная толпа граждан, презирающих пешие прогулки и не накопивших денег на личный транспорт. Глядя в сторону кричит сынишке:

"Иди садись на руки! "Тот шустро оказывается у неё на руках. Но здесь включается женский датчик распознавания "свой-чужой" и она отвлекается от своих "дел", переводя взгляд на, как она думала, своего сынишку на руках. Там оказывается сидит совсем другой мальчик ни разу не похожий на её, но близкий возрастом. Мальчик широко улыбался и просто сиял от счастья.

— Мальчик, а ты кто? – резонный вопрос сестры.

— Я – Андрейка! – ответил шустрый пацан, не прекращая улыбаться.

А рядом "в непонятках" стоял её сынок, который просто ещё не придумал, что сказать. И так и не успел, так как мама, начитавшаяся умных книжек по педагогике, и тут за мудрым словом в карман не лезла, а переведя взгляд на обалдевшего сына, выдала: "Теперь ты понял, что такое "прощёлкать клювом"?

ЗАКОЛКА.

Дело было давно, но, если верить семейной легенде, правда. Тогда у советских женщин были в ходу заколки для волос в виде латинской U, длиной сантиметров 7, из черной проволоки и с маленькими шариками на концах. И жило наше семейство тогда еще в коммуналке, переделанной из большой нэпманской квартиры методом воздвижения перегородок