Не узнал, конечно?

— Нет. С кем я говорю?

— Это Туманова Лариса, староста 10-го "Б" класса. Помнишь такую?

— А, Туманова. Привет. Как дела? Чего звонишь?

— Да вот, обзваниваю всех, организовываю встречу.

— Кого с кем? По какому поводу?

— Как по какому поводу? Сорок лет с окончания школы. Разве не повод?

— Ахренеть! Сорок долбаных лет. А как вчера все было.

— Ты-то вообще ни разу не приходил, а мы ведь и на десятилетие и на двадцатилетие собирались.

— Да, что-то припоминаю, видимо не получилось тогда. Слушай, Туманова, на удивление, я очень рад тебя слышать и в принципе с удовольствием увидел бы всех наших. Даже разволновался немного. Сорок лет, да... Ладно, давай, Туманова, командуй. Когда? Где? По сколько скидываемся? А кто из наших будет?

— В следующую субботу, скорее всего в ресторане Турандот, в районе Пушкинской. А кто будет, пока не знаю, вот обзваниваю, но думаю что все придут, кроме тех кто не в Москве и тех, кто уже не с нами.

— Ну, понятно, понятно, а Маня будет? Ну, Сергей Маньковский? Он вообще, живой?

— Маня? Надеюсь что живой, пока ему не звонила.

Наступила следующая суббота. Константин Евгеньевич с большим букетом роз и с небольшим опозданием, волнуясь вошел в ресторан, в голове прикидывая текст восторженного приветствия своим одноклассникам. На ум ничего путного не шло. Ну, да ладно, бабам подарю по цветочку, а там видно будет.

Милая девушка от входа проводила Константина Евгеньевича на второй этаж и подвела к двери отдельного зала, за что и получила первую розу из букета.

Костя вошел, расплылся в улыбке и громко сказал:

— Всем здрасьте!

Человек двадцать оторвались от своих тарелок, разговоров и бокалов и тоже сказали — "Здра-а-сьте…"

Константин Евгеньевич оторопел.

Какие же они все оказались старые и некрасивые, вообще не похожие на себя молодых. Это было очень неожиданно и даже противно. Хорошо ещё свет не яркий.

Чтобы скрыть неловкость, Костя быстро раздал женщинам по розочке, женщины улыбались и тоже пристально вглядывались в лицо одноклассника из прошлой жизни.

Неловкость слегка скрасил официант, он налил Константину Евгеньевичу шампанского и начал подробно рассказывать про варианты горячего.

Костя рассеянно слушал и думал:

— Ну, неужели и я такой же старый как они? Да нет, не может быть. Ну я же не такой, я почти не пью, в зал хожу, все зубы на месте. А это кто у нас? Петухова? Сидит, наворачивает салаты. Жирная, старая корова. Фу. А ведь сорок лет назад она мне даже очень нравилась. Сейчас бы на улице встретил, ни за что бы не узнал. А этот лысый кто? Дубровин? Ой, с@ка, ну какой это Дубровин? Это же Федоров! Ахренеть! Точно, Федоров. А как его узнаешь? Был худой, черный и кучерявый как Анжела Дэвис, а теперь лысый и жирный как свин. А этот худой очкарик кто? Ржет, слюнями брызжет, телефоном хвастает? Павлов? Ну, да, вроде Павлов. Никогда мне не нравился.

А самое ужасное, что, если мы будем делать групповое фото, то я не буду на нем выглядеть как молоденький пацан, на фоне пенсионеров. Видимо и я тоже незаметно для самого себя превратился в старпера.

Хотя, конечно, с другой стороны, а чего харахориться? Сорок лет — срок совсем не малый. В ту ночь, когда мы бродили с гитарой по Ленинским горам, где-то родился мальчик, который с тех пор успел вырасти, стать полковником и даже уже выйти на пенсию. Сорок лет – это сорок лет. Зачем я вообще сюда приперся? Я тут всего минуты полторы, а мне уже хватило впечатлений. И говорить мне с ними особо не о чем. Да и как с ними разговаривать, если я даже узнаю их с большим трудом?

Жаль, Мани нет. Интересно он хоть жив? Вот с ним бы я с удовольствием потрепался.

Ладно, допью свой бокальчик, посижу еще полчасика, потом, не прощаясь, потихоньку пойду курить, да и не вернусь. Хотя, почему полчасика? Минут пять и хватит. Хорошего понемножку, уже находился по тихим, школьным этажам...

По коридору прошел человек и машинально глянул в открытую дверь. Константин Евгеньевич встретился с ним взглядом и аж вскрикнул:

— Маня! Маньковский!

Костя узнал Сергея Маньковского за тысячную долю секунды, хоть и не осталось в нем ничего от того маленького мальчика, а в то же время, осталось все.

Седовласый Маня остановился, заулыбался, шагнул через порог и тоже загорланил:

— Костя! Здарова! А что ты здесь делаешь? Мы же все тебя ждем, мы за стенкой сидим, тут, в соседнем зале…

императоров по строительной площадке Исаакиевского собора. За это время они успели смениться три раза: начиналось все при Александре I, заканчивалось при Александре II, хотя, конечно, главным фигурантом выступал Николай I — их брат и отец соответственно... Именно он контролировал весь процесс реализации еще одного проекта, имевшего прямое отношение к Исаакию — изготовление и установку Александровской колонны.

Дело в том, что систему ее установки разработал главный протеже Монферрана — Августин Бетанкур, но изначально для возведения колонн собора. Их, кстати, ставили до постройки стен. Эту же авторскую систему архитектор использовал и для создания Александрийского столпа. Огромный камень-заготовку добыли в Княжестве Финляндском. Просверлив отверстия в скале, их заполняли водой. Вода от мороза расширялась, давая трещину, чем облегчала процесс выломки камня.

На специальной барже глыбу транспортировали в Петербург. На Дворцовой площади сначала установили постамент. Монферран приказал добавить в цемент водку и мыло, чтобы он дольше застывал и можно было легче двигать огромный камень, пока тот не займет нужное положение.

Для возведения самой колонны был сооружен огромный настил. Пеньковые канаты, обвязанные войлоком, тянули 2000 солдат и 400 рабочих. Установку осуществили меньше чем за два часа.

Поскольку присутствовал весь дипломатический корпус, Николай I в самом начале процедуры установки еще раз спросил зодчего, уверен ли он в удачном исходе дела. Монферран заверил суверена, что система Бетанкура надежна и волноваться не о чем. И действительно, колонна встала без каких-либо затруднений...

что это случилось" – селфи в майке и тёмных очках.

"Делай, что любишь…" – селфи в форме.

"Не злись на высохший колодец, не дающий воды, лучше спроси себя, зачем ты ищешь там воду" – голенький в ванной сидит. Смотрит вдаль.

"Сильные души – те, кто страдал… Сильные люди усыпаны шрамами…" – в одних лосинах на босу попу на мотоцикле сидит, торс голый, грудные, пресс и бицепсы максимально напряжены. Задумчиво смотрит вдаль.

"Если не можешь летать, то беги; если не можешь бежать, то иди; если не можешь идти, то ползи; но что бы ты не делал, двигайся вперёд…" – стоит в белоснежных трусишках на берегу. Грудь выкатил, пресс в напряжении, кубиков шесть (я посчитала). Проникновенно смотрит в душу.

"Важно не то, что ты смотришь, а то, что ты видишь…" – опять голенький задумался, сидя в бассейне. Опёрся на бортик, очень выгодно демонстрирует трицепс и плечи. Смотрит вдаль.

"Будь лучшей версией себя, а не чужой копией…" – в белой сорочке и белых шортах. Задумчиво смотрит вдаль.

"Ты никогда не узнаешь, насколько ты сильный, пока быть сильным не станет твоим единственным выбором…" – в одних стрингах под душем стоит. Трогает себя за грудь, смотрит на свою грудь.

Подпишусь, пожалуй. Чувствую, парень мне близок: наверняка у него и пмс бывает, и загоны в полнолуние, и лёгкие истерики – всё как у людей.