примерно через час нас попросили с вещами выйти из салона из-за “производственной необходимости”. Никто не роптал: израильтяне, привычные к разного рода проверкам и вообще, нештатным ситуациям, молча собрали шмотки и организованно вернулись в зал ожидания.

Мы с Данькой были голодные и сразу кинулись в ближайшую кафешку заказывать бургеры. Сидим едим. Да, говорю, Данька, что-то не заладилось у тебя с пролетарским поэтом! (а ребенок как раз сейчас его проходит по литературе и не то чтобы оценил его поэзию по достоинству). Да ну, говорит, как он вообще мог взлететь? Разве можно называть самолет именем самоубийцы?

А на ком бы ты хотел полететь, дорогой? На Есенине? Он повесился. Гумилёв? Расстрелян. Мандельштама довели до безумия и сгноили в лагерях. Блок ужасно болел, а лечиться его не выпустили. Пушкин, что ли? Не приведи Господь! Лермонтов? То же самое.

Повисает долгая пауза, я колеблюсь между Некрасовым и Фетом (к Фету тоже есть вопросы о загадочной гибели нескольких жен), как вдруг меня осеняет: Тютчев! Федор Тютчев прожил спокойную и благополучную жизнь, был дипломатом и чиновником, писал чудесные стихи.

Все, громко объявляю я на весь стол, хочу лететь на Федоре Тютчеве! Мы посмеялись, и тут Данька вспомнил, что забыл в злополучном самолете свой айпад, побежали его спасать, потом просидели в ожидании еще часа три, — в общем, в полночь вместо 19.00 мы наконец пошли грузиться. Дооолго стояли в автобусе, долго в нем ехали. Потом открываются двери, Саша в нетерпении выскакивает из автобуса, торопливо идет к самолету – и вдруг оборачивается, замирает и смотрит на меня большими глазами. На борту написано “Ф. Тютчев”.

И на что ты, Ира, только тратишь свой цветик-семицветик! – сказал мне потом мой муж почти в сердцах. То на звёздное небо над головой в день рождения, то на новогоднюю метель 30-го ноября после Крокуса… Надо было просить колечко!... "

размером с Бельгию, степь, тайга, озера, реки, несколько деревень в 5 000 душ и ты один, до районного отдела полсотни километров. Было весело, но эта история грустная. Как-то в марте поутру постучался ко мне в кабинет мужичок и поведал, что соседка его бабка Шулепиха второй день не показывается, на стук в дверь не отзывается и печь у нее не топится. Последний аргумент был более чем серьезен и мы не мешкая отправились к дому старушки. Старенькая дверь, запертая изнутри подалась под нашим нажимом и в выстывшей квартире на кухне мы увидели Шулепину Анну Никаноровну 1926 года рождения висящую под потолочной балкой в петле из бельевой веревки. Полагающийся осмотр места происшествия показал полное отсутствие признаков насильственной смерти и несмотря на то, что не было обычной в таких случаях предсмертной записки все указывало на самоубийство. А на причину самоубийства указывало то, что в доме из съедобного было только полстакана соли. Ни крошки хлеба, ни единой картофелины. Казалось бы, как такое возможно в деревне? Возможно. В тот год весь август и сентябрь шли затяжные дожди и огород старушки размером в сотку превратился в сплошную лужу, сгнило все что и вырасти не успело. Анна Никаноровна среди соседей слыла опрятной и беззлобной, никогда ни о чем не жалилась, жила одна, единственный сын много лет уж как сгинул где-то без вести и на похоронах не объявился. А свою небольшую пенсию которой худо-бедно хватило бы на какую-то еду на момент события она не получала 9-й месяц по причине отсутствия средств в пенсионном фонде. Обычная по тем временам история. Все соседи сокрушались: "Да как же так! Да разве же мы б не помогли если б знали! "Конечно помогли бы. Да вот не знали.

А далее мне положено на основании собранного материала вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по причине отсутствия состава преступления и направить материал в архив. Только что-то в тот раз взыграло внутри и вместо этого я вынес постановление о возбуждении уголовного дела в отношении председателя районного пенсионного фонда по статье доведение до самоубийства. А поскольку статья по подследственности относилась к прокуратуре я туда материал и направил. А подписал мне его один из заместителей начальника райотдела, который по разгильдяйству своему никогда не читал документы которые подписывал.

Гром грянул через несколько дней. Прокурор района позвонил начальнику райотдела, тот вызвал меня и я узнал о себе много интересного. Уволиться не предложили. Просто начальник понимал, что я не хотел обвинить лично председателя районного пенсионного фонда, понимал, что я что-то пытался сделать, как мог. Когда эмоции улеглись, он уже спокойно сказал: "Ты думаешь я не вижу? Ты еще не знаешь всего. Вся страна в... Иди работай. "

Как бы не хотелось вернутся в такое время. Посмотрите вокруг. Нет ли рядом такой Анны Никаноровны которая не признается, что ей хлеба не на что купить.

ушатаная помойка на колесах, и гордо паркуется у дебаркадера, прямо таки посередине, мордой в пандус, или как он там называется. Выходит из пятерки семейство, папаша, такой расплывшийся экс борец, мамаша, центнер с гаком, и детки. Все в трениках и сандалиях на черные носки. Ну просто душа радуется, хоть сейчас снимай фильм — нравы и культура середины девяностых в средней полосе России. Грузчики вежливо делают замечание, дескать тут парковаться нельзя, сейчас машины придут на разгрузку, в ответ получают очередь мата от папаши и мамаши семейства. Песня. Через некоторое время приезжают два камаза, и становятся на разгрузку, как раз по обе стороны бэхи. Встали так что в машину не зайти, ну просто никак, вплотную, и не со зла встали, а просто не реально по другому встать, дебаркадер-то небольшой. Появляется семейство, и с ходу начинают матом на водил орать, на грузчиков, и биться в истерике, с угрозами, и традиционным "А ты знаешь кто я такой?". Собираются зеваки, смотрят, советы дают, от которых только усиление визга мамаши и толку. Водителям камазов ну совершенно пофигу, грузчикам тем более, так, развлекуха. Но тут из служебного входа в магазин выходит изящная девушка, такой типичный белый воротничок, в наших краях такой типаж редкость, смотрит на это, достает телефончик, и что-то так кому-то говорит. Потом просит прервать разгрузку одной из машин и та слегка отъезжает. Папаша, красный как рак, садится в бэху, и с визгом выгоняет ее из теснин, ровненько так своим задом в вилы погрузчика, который как-то совершенно незаметно подкрался из-за грузовика. Опять истерика, гаишники, страховая... Много позже я узнал, что девица эта — дочка владельца магазина, а погрузчик, который в итоге опрокинул папаша, и замену которого оплатил, ребята на руках выкатили, так как движок у него клинануло за месяц до этого. В итоге у магазина новый погрузчик.