что в те мирные (эх!) годы, боевая подготовка в упомянутой

Таманской дивизии была очень даже на высоте. Занятия, стрельбы, учения всех калибров суммарно до шести месяцев в году. Достаточно сказать, что по выполнению нормативов другой оценки, кроме отличной, не признавалось.

И не директивно сверху, а по мировосприятию бойцов ("учись, салабон, как я могу! ").

Но показухи тоже хватало. Как же без нее.

Один из элементов предстоящих учений — огневой вал. Вообще-то это последовательный перенос огня артиллерии. Но надо же, чтоб красиво! И чтобы пердуны из МО довольны были.

Вал — значит, навалить хворосту, сухостоя полосой на пару километров в длину. Набросать старого х/б и всякого мусора. Огневой — значит, надо, чтоб горело.

Чудесным ранним тихим июльским утром, часика в три (утра?) вызывает меня, зеленого лейтенанта хх Гвардейского ордена А. Невского и прочая мотострелецкого полка, начхим майор М (четыре класса образования и упорство носорога в постижении хотя бы азов своей многомудрой профессии) и ставит задачу. Взять вон ту бочку на колесах под названием АРС-12 на базе колуна ЗИЛ-157 аж о трех ведущих мостах, залить по горлышко керосином (почти три тонны), скрытно, по краешку выдвинуться на середину полигона (не дай бог, руководство увидит) к этому самому валу и полить его от души (на этой бочке есть насос и шланги), чтобы вал стал огненным

(потом). Но помнить, что в двенадцать часов тыква... , то есть ровно в восемь утра ракетный дивизион и артиллерия дивизии постараются попасть куда-то туда...

Делов-то! Нашел водилу, рядовой Р. полутора годов, веселый разъ@бай, вот самодвижущаяся бочка, залили, поехали. Солнышко встает, тепло, ни ветерка, птички поют. Красота.

Доехали. Полили. Пора назад, времени еще достаточно.

Но, как всегда — и вдруг! На этой бочке, чуть моложе паровоза

Черепановых, летит крестовина кардана у среднего моста.

Я пока в ситуацию не врубаюсь, но замечаю, что весельчаку-водиле что-то взгрустнулось и взблЕднулось. Разбираюсь. На этой коломбине задний мост никогда присоединен не был. В переднем — в ступицах колес кое-каких деталей не хватает. Итого ведущий мост - только средний. Был.

Красота окружающего мира куда-то отъезжает, сонливость пропала.

Мой вояж не афишировался, об этом знает только начхим М, который сейчас позавтракал и полагает, что я уже подъезжаю к полку. И по мобильному позвонить не могу — нету. А в двенадцать часов... далее по тексту.

Остался час.

Голова стала работать быстрее. Решение — отвинтить нах задний кардан, отвинтить передний декоративный, с него фланец с крестовиной воткнуть в задний, привинтить и вперед!

Ага. Щаз. Водила демонстрирует пространство под сиденьем, где из ключей лежат пассатижи и выкидыш монтировки. Приехали. Или приплыли (с)?

Далее последовательность мыслей и действий теряется, осталось ощущение, что человек на ОЧЕНЬ многое способен в критических ситуациях, когда он ОЧЕНЬ хочет найти выход. Два балбеса из СА за пять? десять? тридцать? минут при помощи пассатижей, монтировки, пальцев (!) и известной матери все развинтили, свинтили и уехали нах!

Заворачивая за очередной сосновый лесок, услышали сзади: Бууум. Бууум. Бум-бум-бум-бум. И на душе так тепло и хорошо стало.

через Москву, и этот паспорт я с собой прихватил. Это было жуткое время, когда в Москве рвались жилые дома, а в Шереметево-2 под личиной таксистов дежурили сплошные гопники. Бандиты покруче выхватывали опытным глазом перспективных жертв ещё на выходе из самолёта.

Я был идеальной жертвой – летел один-одинёшенек с крупной для меня коллекцией бледно-зеленых портретов Джорджа Вашингтона в кармане.

Я не сомневался, что на моём открытом интеллигентном лице эта сумма будет отпечатана самыми крупными буквами.

Поразмыслив над ситуацией, я решил косить под пролетария. Ещё в Хьюстоне я купил контактные линзы, которых до этого терпеть не мог, оделся во всё черное и неброское, включая потёртую кожаную кепку, и за два дня до отлета перестал бриться. Сутки перелёта с пересадкой в Атланте и ночью в JFK довершили моё вхождение в образ – вместо бесхребетного задумчивого интеллигента по трапу самолёта спускался озверевший тёртый перец без следов даже среднего образования на лице. На меня не позарился ни один таксист – видимо, признали за своего. Я прошёл сквозь эту стрёмную орущую толпу как нейтрино и добрался на микрике в

Шереметево-1 без всяких проблем. Проблемы начались при посадке на владивостокский рейс.

Невесть откуда взявшаяся в таком количестве милиция отвела меня под белы руки в отдельную комнатку и попросила предъявить паспорт.

При взгляде на его титульную страницу милиция принялась ржать, без слов показывая мне пальцем то на фотку в паспорте, то на зеркало. "Надо было всё-таки вклеить фотку на 25 лет" — с тоской подумал я.

Со школьной фотографии на меня трогательно смотрел наивный, светлоглазый, ни разу не целованный очкарик-отличник, из глаз которого светилась вся российская литература вперемежку с мировой наукой. А из зеркала на меня злобно таращилась насмерть загорелая под техасским солнцем, густо заросшая чёрной щетиной, совершенно чеченская физиономия в чёрной кепке. Под сильными линзами в помещении зрачки расширились и казались угольно-чёрными, глаза бешено сверкали – я опаздывал на рейс.

Это были глаза человека, который видел всё в своей жизни, но бомбу свою не отдаст никогда.

Довольно скоро мне стало ясно, что этим рейсом я во Владик не попадаю – мой город уже спал, время для проверок и разборок наступит позже.

Спешить мне было некуда. Чёрт несёт меня шутить не вовремя в стрессовой ситуации. Я широко и криво ухмыльнулся прямо в лицо родной милиции, обнажив длинный ряд по-волчьи белых зубов со стальными и золотыми коронками на периферии, и недоуменно произнес с откуда только взявшимся кавказским гортанным акцентом:

— Нэпохож, да?

к этой фразе – "Приём пищи", это же надо было так назвать еду) обязан был прибыть на пробу вот этой самой ПИЩИ, ну и соответственно оставить в дежурном журнале запись о том, что всё приготовлено благородно и никто не отравится.

Захожу, значит в столовую и наблюдаю картину, как за одним столом сидят "Дедушки" и чаи гоняют, а дежурный наряд (в 99% — "Духи") летают по столовой и накрывают столы для последующего "Приёма пищи" всей части.

Причем на возгласы "Дедов", типа принеси – подай – иди нах…й-не мешай, именно так "Духи" должны и сделать.

Пока иду в сторону кухни слышу, как какой-то "Дед" кричит:

— Абрам!!! Чаю ещё принеси!!!

Смотрю несется "Дух" и судорожно наполняет чайник.

Мне уже и самому стало интересно. Подхожу к этому "Абраму" и спрашиваю –

— А что, тебя и правда зовут Абрам?

— Нет, меня зовут Лев.

— Ты еврей?

— Да.

На самом деле абсолютно спокойно отношусь ко всем национальностям, вероисповеданиям и политическим партиям (т. е. по херу всё).

– Как-то странно, — говорю я, — знал много евреев, из которых никто в армию не пошел служить – закосили все.

И тут из-за "Дедушкинского" стола долетает фраза:

— Ну должен же кто-то нашу обороноспособность изнутри подрывать! !!

Занавес…