Яйца

Надежна Семёновна, семидесяти шести лет, делает бизнес на яйцах. А ведь обычно начинают так: "Надежна Семёновна, семидесяти шести лет, получает одиннадцать тысяч рублей пенсии. На квартплату уходит… и так далее". Но не хочется "обычно". Поэтому я сразу и про яйца и про бизнес. А если кого интересует, какая у Надежды Семёновны пенсия? то да, одиннадцать тысяч.

Надежда Семёновна покупает в магазине пять-шесть десятков неимоверно грязных яиц. Тщательно моет, упаковывает в свежие коробочки и садится возле метро продавать, на принадлежащий только ей деревянный ящик из-под пива.

— Яичко домашнее, утром из-под курочки, только с электрички! — говорит она с ласковой и немного усталой улыбкой,? Вкусное, полезное, каждый день потом брать будете.

— Откуда, говорите, яйцо? — спрашивает какой-нибудь особо дотошный покупатель.

— С Любани, сыночек, откуда ж ещё. Чисто у нас там, природа. Заводов нет, фабрик нет, вообще ничего нет.

— Да уж, экология! — одобрительно кивает собеседник, протягивая деньги.

Живёт Надежда Семёновна возле метро, в пятнадцати минутах неспешной стариковской ходьбы. Любань называет потому, что шестьдесят лет назад познала там таинство плотской любви, стало быть, не забудет, и завтра опять Любань упомянет. Хотя может и не в Любани дело было, поди всё упомни, но уж больно название к тому располагающее.

В магазине яйца по семьдесят за десяток, двенадцать рублей коробочка. Продажа по сто сорок. Коробочки иногда остаются на второй круг — некоторые покупают два-три яйца и несут их домой в прозрачных полиэтиленовых пакетах.

В хороший день, как выражается Надежда Семёновна, "выхлоп" получается рублей в триста. За месяц? вторая пенсия. Но это только когда тепло, зимой-то вообще никак.

За место у метро раньше надо было платить парням в спортивных костюмах, затем ментам. Последние лет пять никто денег не требует.

— Я их всех пережила, — говорит на это Надежда Семёновна.

Она не из тех пожилых женщин, что костерят почем зря всё новое. Раздражают её только маркираторы и раздражают до бешенства. Когда-то яйца вообще не маркировали. Первые годы маркировку можно было смыть. Но потом появилась всякая каплеструйная мерзость, а то и лазерная, пропади оно пропадом. Всё больше птицефабрик обзаводились такой дрянью и всё труднее было найти яйца без маркировки. И вот настал день, грустный майский день, когда не нашлось ни одного подходящего яйца. Ни в ближнем магазине, ни в дальнем. Маркировку даже из-под грязи видно, а если ещё вымыть… Надежда Семёновна знала, что такое когда-нибудь случится, но никакого плана у неё не было. Ни А, ни Б. Поэтому она купила пять коробок, вымыла, упаковала и села продавать у метро.

Первую коробку взяли не глядя, кто-то из постоянных клиентов. Потом какая-то дама захотела два яйца и стала внимательно выбирать.

— Какие же это домашние, тут вон "Роскур" написано, женщина, вы что? Обманываете, что ли? — голос дамы становился всё громче. — Нормально так, сидит тут, торгует.

Вокруг Надежды Семёновны собрался народ.

— Покажь все яйца, все покажь! — потребовал упитанный мужичонка с обиженным лицом. — Эй, бабуся, руки убери! Во, и тут маркировка, и здесь! Ты чо, бабка, творишь-то? Чо молчишь? Молчит, такая…

Не поднимая глаз, Надежда Семёновна произнесла:

— Не всё так однозначно…

Идем с женой по улице, она обиделась на меня за что-то и идёт, недовольно бурчит. Я уже и не знаю, что делать. Даже не знаю, на что обиду-то держит, за что каяться. Как вдруг она обнимает меня, целует нежно, в глаза смотрит и улыбается. Я думаю: "Ну нифига себе, она у меня быстро отходчивая", — а она через минуту руку отдёрнула, фыркнула и дальше пошла. Оказывается, моя бывшая мимо проходила…

Один мoй знакомый недавно купил квартиру в старом сталинском доме, оснoвной контингент которого — бабушки в рюшечках — бывшие учитeльницы и дедушки с шахматами — бывшие инженеры. В общем, всё пристoйно и чинно, все вежливо при встрече здороваются.

И вот в суббoтнее утро раздается звонок в дверь. За дверью — соседка, бабуся, вся тaкая сильвупле.

— Молодой чeловек, если вас не затруднит, уважьте меня, пожалуйста, по-соседски кое-кaкими продуктами!

Мой знакомый — юнoша воспитанный и отзывчивый.

— Конечно! Соль, сaхар, спички?

— Сто грaмм...

Была у нас в городе девушка — известная мужененавистница и чайлдфри. Страшненькая, полненькая и очень активная. Во всех соцсетях кричала, что все мужики — козлы, что женщина — личность, которая никому прислуживать не должна, что все матери — свиноматки и инкубаторы, а личинки никому не нужны и роды вообще зло. На днях вспомнила про неё, думаю, чего она затихла? Нашла её страничку. Ну, точно: стопятьсот фоток с ребёнком и мужчиной, всякие рецепты на стене. Вот оно как мировоззрение меняется)

Рассказывает Авдотья Смирнова:

".... Я застала потрясающую беседу двух великих старух. Одна — Надежда Януарьевна Рыкова, которая была великим переводчиком со старофранцузского и французского, ей мы обязаны классическим переводом "Опасных связей" Шодерло де Лакло, например.

Ей было на тот момент года 92.

Она жила в одной квартире с Софьей Викторовной Поляковой, выдающимся нашим византологом. Софья Викторовна была рядом с Надеждой Януарьевной молодуха.

И однажды я пришла к старухам и застала у них грандиозный скандал. Скандал бы посвящен тому, какая часть речи слово "х[рена]к"...

Надежда Януарьевна утверждала, что это звукоподражание — бац и х[рена]к, это междометия и звукоподражание...

Софья Викторовна Полякова ей говорила: "Надя, вы выжили из ума, потому что это, безусловно, глагол! Он ей х[рена]к по голове!"....

Вот это мой идеал старости! "