Так вот, я положил в тележку несколько рулонов обоев и пошел в кассу, а жена пока пошла посмотреть, что еще там продают.

Подходит моя очередь, я показываю на рулоны в тележке — что вот, мол, все одинаковые, продавщица спрашивает — сколько? — а я точно не помню и считаю вслух: One, two, three, four, five, six, eight, — eight rolls, — говорю (в смысле, восемь рулонов).

Она говорит: точно восемь?

Я уставший был — ну ладно, считаю снова: One, two, three, four, five,

six, eight — да вот, говорю, восемь рулонов – и тут мне еще обидно становится, чего она не верит – что я ее обманывать что ли буду?

А она говорит: "Are you sure"? – А я тут уже разозлился, да пожалуйста, говорю, сами считайте, если хотите, что я вас обманывать что ли буду?

А ей далеко до рулонов тянуться, и они здоровые, на прилавке места нет, и я снова для нее считаю: One, two, three, four, five, six, eight!

Тут народ в очереди уже с ног валится, а я никак не могу понять, в чем дело. Наконец мне человек, который за мной стоял, говорит:

"Извините, сэр, но у вас, кажется, ошибка выходит, после six идет seven, а не eight".

Тут мне стало стыдно, я быстро заплатил за эти злосчастные рулоны и убежал.

Представляю, что они подумали: "Вот ведь, приезжают эти восточноевропейцы в Англию обои клеить, а сами даже считать не умеют", — а у меня высшее образование, просто я программистом работаю, иногда в голове алгоритм заклинивает… как известно, в кратковременной памяти человека помещается только шесть объектов, и на седьмом иногда глючит, что и Хармс тоже подметил.

Коротко сюжет: юным партизанам в борьбе с немцами помогают птицы.

Заводилой и главным у них попугай. В конце спектакля вся птичья стая, во главе с попугаем, помогает пионерам-подпольщикам поднять над городом красное знамя.

Играл попугая, в то время единственный в театре народный артист, Чайкин.

Мужик крупный, этак за центнер. Под костюмом попугая одет широкий пожарный пояс с кольцом за спиной. Высоко над сценой, на колосниках, крепился блок. Через него перекидывалась верёвка. К ней привязан тонкий тросик, его из зала не видно, с карабином на конце. В конце спектакля

Чайкин незаметно пристёгивался карабином и с криком: "Полетели" брал в руки красное знамя. А в это время, после "полетели", мы человек пять рабочих начинали плавненько (обязательное условие) поднимать его вверх.

Пока мы его поднимали, занавес закрывался. И так проходило много раз. Но попугай не чайка.

В тот раз выступали в ДК ХЭМЗ. На то время – самая высокая сцена в городе. Финал спектакля. Крик попугая-Чайкина: "Полетели". Мы начинаем его поднимать. Пока занавес закрылся, успели поднять метров на пять.

Всё, занавес закрыт, верёвку потихоньку начали попускать, а фигушки

Чайкин на посадку не идёт. Мы опять, в натяг, держим, отпускать нельзя, грохнется. Пока разобрались, что куда, прошло минут тридцать. Чайкин уже и ругаться не мог. Лицо по цвету сравнялось со знаменем. Кое-как насобирали человек пять. Они галопом поскакали наверх. Схватились за тот конец верёвки, который с карабином. Набросили на блочёк. Нам свистнули, чтобы опускали. В общем, Чайкин приземлился. И почти живой. Но знамя не бросил. Его потом спрашивали: "А шо ж ты знамя не бросил? "Он отвечал:

"А я им пот вытирал". Разгон получили все.

Постараюсь рассказать популярно, без специфики и профессиональной терминологии.

Итак, поступила задача от руководства завода разобраться и наладить работу дефростера. Дефростером на мясокомбинате называют помещение, в котором идет разморозка полутуш свинины и говядины до необходимой температуры, как в толще мяса, так и на его поверхности. По всему дефростеру снизу расположены трубы, по которым циркулирует пар и есть сопла, откуда пар поступает в камеру. В мясо втыкается термометр, подключенный к блоку управления. Как только температура в толще мяса достигает нужной – процесс останавливается. Очень важный процесс! Не разморозишь до конца — потом обвальщики будут ругаться и руки морозить.

А если слишком сильно разморозишь, то мясо начнет нагреваться и как следствие сушиться – терять влагу из мышц, что чревато потерями.

Инструкция от блока управления им по наследству не досталась. Директор завода сказал, что надо настроить все, а то у них или ледяное мясо или потери. Говорит – может, мы с управлением не можем разобраться? Мы с инженером-механиком-холодильщиком из нашей команды отправились осматривать проблемный участок. Заходим, начинаем рассматривать конструкцию, все изучать. Появляется дедок, в засаленном ватнике, в такой же засаленной ушанке и начинает за нами наблюдать, очень сильно интересоваться тем, что мы делаем.

Дед: — Здорова сынки, а чо вы тут делаете, а?

Я: — Привет дед, работаем. Не мешай.

Дед: — А что делаете-то?

Я: — Дед не мешай, говорят же тебе.

Мы уже привыкли, что всегда, когда приезжаешь на объект работать – все рабочие все выспрашивают, интересуются. Перед каждым не

"наздоровкаешься" – надо работать.

Дед: — Ну, я тогда пойду?

Я: — Ну иди, конечно.

Дед ушел, мы продолжили заниматься изучением блока управления. Тыкали кнопки, смотрели что происходит. Изучали следственную связь от нажатий кнопок. Нажимаешь кнопку – через некоторое время начинает подаваться пар. Многое было непонятно. Дед постоянно приходил и поглядывал на нас и опять исчезал, словно растворялся в висящих под потолком тушах в клубах пара и тумана.

Прошло несколько дней, в течение которых мы делали эксперименты.

Размораживали полутуши, прикидывали параметры программы, писали инструкцию по пользованию. Деда видели постоянно, он все время крутился где-то рядом, помогал грузчикам закатывать туши по подвесному пути, убирался в дефростере.

Настал день, когда мы пригласили руководство в дефростер, вручили им распечатку с инструкцией по эксплуатации, что я писал по вечерам, продемонстрировали размороженные полутуши, показали принципы управления.

Директор предприятия говорит: — Молодцы ребята! Дело сделали! Теперь объясните все Семенычу, и я подписываю акт приемки работ.

И тут выходит тот самый дедок. И хитрющее так улыбается. Руководство отдает распечатку и уходит. Семеныч остается.

С: — Ребятки, так что же вы тут делали-то?

Я: — Дефростер настраивали, искали оптимальные режимы для автоматики.

С: — Так автоматика ваша нихера не работает уже как лет пять.

Я: — Не понял тебя, дед, о чем ты?

С: — Повторяю, автоматика ваша нихера не работает. И не работала

НИКОГДА!

Я: — Дед, да ты чего? Ну как не работает? Ну, все же работает, ты чего?

Мы же тут не один десяток тонн за неделю дефростировали.

С: — Так пока я не включу вентиль с паром, ничего и не работает.

Я: — А как же все наши режимы работали-то?

С: — Так я покручусь около вас, пойму, что вам надо, так и делаю. Смотрю

"пуск" нажали – я вентиль немного приоткрою. Тут только один вентиль – и от того насколько я его открою все и зависит. Потом потрогаю мясо – и уже решаю, что ему нужно. Есть грех – могу остограмиться в обед. Отсюда и косяки — могу заснуть, могу не поймать температуру!

Я: — А почему ты раньше не сказал?

С: — Так вы же оба меня слушать не хотели, все отмахивались! Ладно, пойду вентиль крутить, — сказал дедок и опять затерялся в висящих тушах и тумане.

Мы с коллегой переглянулись и молча смотрели друг на друга.

Такого в нашей практике не было.