Из своих плаваний по Северному Морскому Пути я вынес образ скромной бутылки с блеклой этикеткой, на которой было написано просто, без затей: "Спирт Питьевой".
Знающие люди пояснили мне смысл этого напитка и принцип "градус на градус", по которому получалось, что водка может действовать эффективно только до того градуса, который указан на бутылке.
Другими словами, если мороз крепче 40 градусов, то водкой его уже не возьмешь, надо пить спирт. Он держит до 95 градусов мороза, а поскольку таких температур еще на Земле не регистрировали, то питьевой спирт – надежный друг и помощник в любую стужу.
В 1695 году странствующий литератор Мартин писал: "одна-единственная капля древнего напитка "уискебах-болл" поражает все члены тела, две ложки этого сильного ликера – вполне достаточная доза, а если кто превысит эту дозу, ему грозит остановка дыхания и смерть".
Само слово "уискебах" звучит знакомо. На кельтском языке "уиски беаха" означает "вода жизни". Почувствуйте парралели культур — "огненная вода", "аквавита" — все народы интуитивно находили правильные термины для животворяще-умертвляющей жидкости!
От этого "уискебаха" и происходит современный виски. Обычно его изготавливают посредством двойной перегонки сусла, но бывает три и даже четыре перегонки.
Огненную воду, которую по силе можно причислить к химическому оружию, заливают потом в обожжённые изнутри дубовые бочки, где она приобретает цвет и аромат. Выдерживают годами, чем старше, тем ароматней.
Не так давно односолодовое виски из винокурни Дальтон возраста 62 года ушло по 30 тысяч фунтов за бутылку. Но абсолютный рекордсмен – бутылка ирландского виски, последняя из коллекции 1890 года с винокурни острова Нан, что в Голвее, она была выставлена за 100 тысяч.
Такое из мятой алюминиевой кружки не попьешь — от цены каждого глотка поперхнуться можно!
Кстати, а вы пробовали горилку, которую гнали в Запорожской Сечи во времена гетмана Мазепы? Нет? Я тоже.
Всю выпили, поскольку идея коллекционирования у козаков тогда еще не зародилась.
Seva Novgorodsev
| Новые истории от читателей | |  |
* * *
Зашёл вчера вечером в магазин, выбрал бутылку красного вина, подхожу к прилавку:
— Вот, пожалуйста
— Здравствуйте, ещё что-то будет? — приветствует меня сотрудник на кассе
— Нет, — говорю, — не будет, здравствуйте, спасибо, это всё.
— Сыр, может быть, шоколад?
— Да нет, — отвечаю, — не надо, это всё
— А можно я вам ещё четырнадцать рублей пробью? Мы корм в кошачий приют отправляем, — спрашивает девушка.
— Можно, — соглашаюсь
— Спасибо. Это очень хорошее дело. Ой, а вино я уже вам продать не смогу, касса уже не пробивает.
— Отлично, — говорю, — это то что надо.
— Ничего, — обнадёживает девушка, — зато я корм уже пробила, прикладывайте карту.
В общем, зашёл, накормил неизвестного кота и вышел. Еле успел.
Сергей Дединский (c)
* * *
Три минуты славы — как я стал легендой ненадолго
У каждого человека бывают свои пять минут славы. У меня получилось ровно три — и все они с анекдотическим вкусом.
Первая минута славы пришла в восьмом классе, в середине семидесятых. Брат привёз из Штатов джинсы "Левис" (ну, на самом деле "Лэрис", но кто тогда разбирался?). Я гордо пошёл в школу.
Через пару часов меня окружили девчонки и, чтобы проверить подлинность, стянули рубашку. Стою я, как манекен в сельпо: джинсы есть, рубашки нет, зато — три минуты популярности. До сих пор думаю: джинсы проверяли или пресс?
Вторая минута славы пришла на Олимпиаде по физике. Я там навалял правильных ответов, и наш класс победил параллельный. Одноклассники на радостях начали качать меня на руках. Я-то думал: "Вот она, трибуна славы! "Но, слава Богу, не уронили. А на следующий день подошёл Вася-двоечник, дал мне в лоб и сказал: "Вы неправильно выиграли". Вот такой у нас был независимый комитет по апелляциям.
Третья минута — уже в училище. Я стоял на воротах, играл за сборную факультета. Чудом отражал всё, что летело. Мяч летит — а я такой: шмяк! Мяч снова летит — бум! В общем, мы обыграли самую сильную команду, и нас ждал финал города. После матча меня снова начали качать на руках. И я понял: видимо, моё главное спортивное достижение — не столько стоять в воротах, сколько не упасть, когда тебя качают.
Так что моя жизнь — это три минуты славы: в джинсах без рубашки, в руках одноклассников и снова в руках, но уже постарше. А дальше всё как у всех: работа, семья и осторожный взгляд на любую компанию, которая вдруг решает меня "покачать".
* * *
Вчера вечером меня просто убила представительница поколения ЕГЭ.
Сидим, культурно выпивает, на фоне YouTube демонстрирует, как Михаил Галустян сотоварищи культурно допивают за Артуром Пирожков и Ко. Мне поступает звонок, а на телефоне у меня мелодия — рингтон "На восток от Эдема" несравненной Согдианы. Убрав звук на телевизоре (и попутно восхитмвшись тем, как синхронно танцуют на экране под мой рингтон), я ответил на звонок и коротко поговорил.
По окончании телефонного разговора моя гостья поинтересовалась именем исполнительницы и названием песни. Я ответил. И тут гостья вводит в поисковик: "Сак Диана" (ну, думаю, ладно, мало ли как на слух воспринялся псевдоним Оксаны Нечитайло), а далее (барабанная дробь!) "На восток Атэдэма".
Самое смешное не то, что YouTube, конечно же, нашёл нужную композицию, а следующий диалог.
Я:
— А ты какой Атэдэм имела в виду?
Гостья:
— Не знаю, думала город такой есть где-то в Голландии.
"Хм. В принципе, если есть Амстердам, почему бы не существовать Атэдэму?
* * *
Подумал я, подумал над историей про плечи атлантов. Даже ответил в обсуждайке, но получилось много — на целую историю. Вот решил пересказать своё "просто мнение" про Гука и Ньютона и того, кто на чьих плечах стоял.
На мой непросвещённый взгляд, Гук был чистым экспериментатором, что-то вроде Архимеда. При этом он постоянно делился
своими мыслями и изобретениями. На самой известной гравюре Бойля, на заднем её плане — вакуумный насос Гука, без которого не было бы газового закона. В общем, этакий Гоша, без которого ничего в НИИ не крутится.
А вот Ньютон представляется учёным, у которого на первом месте "Я в науке", а не "наука во мне". Личный приоритет — на первом месте. Почему законы именно Ньютона? А потому что он издал книгу (на деньги Галлея), в которой их описал. Но загвоздка состояла в том, что законы были Ньютоном только озвучены в возможно простой форме, но не открыты. Так, первый и второй законы "Ньютона" на самом деле — Галилей (масса, сила, ускорение), а третий — Гюйгенс (теория маятника), друг и коллега Гука, так же относившийся к приоритетам с долей иронии. Главное — наука. В результате претендовать на авторство законов Ньютону в 1686 году, когда была напечатана книга, было глупо — стал бы посмешищем всего учёного мира. Лучше было промолчать и не настаивать на авторстве, со временем позабудут, будут называть по книге — законы Ньютона (что, собственно, и произошло).
Но закон всемирного тяготения стал для Ньютона фетишем. Он постарался умолчать о всех, кто был хоть немного причастен к работе над законом. Помимо Гука, под удар попал и великий Кеплер ("догадки не считаются" — это Ньютон о человеке, без работ которого он даже не подступился бы к формулировке закона), и Лейбниц.
Если рассматривать непредвзято, то Гук высказал мысль о силе тяготения в 1666 году, вторая публикация — в 1674 году. Ньютон молчал до 1686 года, занимаясь алхимией ("философский камень" искал, деньги зарабатывал). Гук в 1679 году официально (как секретарь научного общества) направил письмо Ньютону, в котором высказал мысль, что сила притяжения между двумя телами должна быть обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними (знаменатель великого уравнения) и попросил эту мысль обсудить. Ньютон после получения письма прекратил переписку с Гуком. Факт получения письма зафиксирован, не оспаривается и содержание.
В 1686 году в тех же "Математических началах" Ньютон, формулируя закон всемирного тяготения, не упоминает ни о работах Гука, ни о работах Лейбница, создавая впечатление, что всё было сделано только им самим. Это оказалось настолько неэтично, что возмутился даже Гук, которому приоритеты были до лампочки. Видимо, разглядел в поступке не только постыдное, но и опасное для развития науки. Но услышан не был.
Возможно, дело в психическом расстройстве Ньютона. Алхимические опыты не могли пройти даром. Иначе как объяснить тот факт, что Ньютон, став в 1703 году (сразу после смерти Гука) главой Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе, уничтожил все (все!) портреты Гука (теперь это единственный член общества, портрет которого отсутствует либо замещается едкой прижизненной карикатурой, не имевшей большого сходства с оригиналом). Что это, как не психическое расстройство?
Попутно были уничтожены все имевшиеся в распоряжении общества приборы, созданные Гуком, его переписка с учёными, а главное — чертежи, сделанные Гуком. Этот ущерб задержал развитие науки на весь XVIII век и, возможно, направил его не по тому руслу. Именно при Ньютоне сошла на нет научная переписка между учёными протестантских стран (Англией, Швецией, Голландией, Пруссией), укрепились маленькие, но свои "академии наук", где споры о приоритетах стали главными, а вот паровой двигатель отодвинулся на столетие.
Зато Ньютон создал себе славу первого среди равных. Честно говоря, этот стиль напоминает нашего Трофима Денисовича Лысенко, только не развенчанного, а по-прежнему увешанного незаслуженными лаврами.
Ещё раз. Ни на чём не настаиваю (предпочитаю чистое, неразбавленное).
