Ненавижу храп любого вида и громкости. Вот просто не переношу. Если рядом со мной кто-то храпит, толкаю его и бужу. Сущий ад для меня находиться рядом с храпящим, которого я не могу разбудить, потому что он мне никто, и будить его — это якобы некультурно. И почему-то то, что я не хочу слышать посторонние звуки в их исполнении, храпящие считают моей проблемой. Ещё и беруши советуют, суки. Или в наушниках спать. Сами к врачу идите, [м]лять, и лечитесь!

Жили с мужем в общежитии с другими семейными парами. Работали все одинаково, на одном предприятии. Я уставала, муж брал домашние хлопоты на себя. И как же некоторые мужики истекали желчью, когда видели, что мой супруг делает что-то по дому. Стуча по столу, рассказывали, как надо себя вести с женой, чтобы не расслаблялась: не быть слишком вежливым — обнаглеет, обязана готовить и убирать. Их жёны кривились, молча смотря в сторону. Благо мой муж плевал на их мнение. Благодарна ему за адекватность.

Бабушка перед смертью закатала свое многочисленное золото и старые золотые монеты в банки с вареньем. После сего она прожила еще лет 17, банки так и стояли в погребе. Потом она померла, квартира досталась дяде, он начал уборку и вывоз мебели, первым делом освободил погреб от старой консервации. Вынес банки на помойку, бомжи с радостью все забрали. Потом нашел дома бабушкину записную книжку, где было написано: "Кольца, серьги, золото — в вареньях". Пи[c]ец.

Я уже год вынашиваю в себе решение принять ислам. Я русская, христианка, как и вся моя семья. Очень привлекает эта вера. У них нет конкретного бога, как у нас, Аллах неосязаемый, он нигде не изображен, значит, я полагаю, что каждый мусульманин видит его по-своему или вообще не ассоциирует его с человеческим образом. А у нас же конкретика. Может, конечно, я до конца еще не разобралась, но мне это ближе. Боюсь сказать близким — не поймут. Иногда намекала, что хотела бы сменить веру, но увидела только усмешки, мол, брось ерунду говорить. А муж вообще сказал, что если поменяю, он со мной жить не будет. Как быть? Что-то тянет меня туда. Своему обычному Иисусу Христу я уже молиться не могу, что-то во мне перевернулось.