Попало как-то в Прокуратуру, дело одного прапорщика, проходящего службу в одном из доблестных строительных подразделений, которое занималось на тотмомент, строительством жилого дома в военном городке. Сей мудрый муж, назову его для краткости "N", решил, как водится по старинке, поиметь государство (в противовесоному), и разжиться на родимой стройке облицовочной плиткой.

Пришедши туда ночью и дав сторожу (гражданскому человеку)шкалик,"N" поднялсяна 3 этаж и взяв заранее приготовленную тару... Тут нужно сделать небольшое отступление. Нужно вам сказать, что облицовочную плитку на стройке доставляли на верхние этажи, через некоетехническое устройство состоящее из веревки, блока и огромного строительного ведра вмещавшего всебя поистине гигантское количество плитки. Правда никто и никогда, дабы не надрываться, незагружал в это ведро и десятка единиц плитки (спешить служивому человеку некуда). "N", испытывая естественно некоторый страх, который подгонял его быстрей расправиться с преступнымделом, да и растягивать удовольствие от занятия не хотелось, нашедши ведро — загрузил его подзавязку желанным строительным материалом. Поставив тару на подоконник, "N" спустился полестнице вниз и взялся за веревку, рассчитывая спустить ведро привязанное на другом концено...

Так как росточка прапор был не большого, да и весу, как понятно в нем было как у ежа, ведерко полетевшее вниз, естественно его перевесило. Взлетев со страшной скоростьювверх, прапор по пути "поцеловал" ведро и столкнувшись с балкой, на которой крепился блокполетел назад. На обратном пути снова столкнувшись с ведром (вес их обоих, как оказалось былпримерно одинаков), "N"повредил позвоночник и остаток пути вниз, проделал в некотором замешательстве. Тут историявроде бы могла и закончится, но не желая расстаться с драгоценным грузом, прапор веревки изрук не выпустил и ведро упершись в балку опять полетело вниз... По пути на 3 этаж, "N"головой, со всего размаху снова врезался в ведро заработав сотрясение мозга (вес-то какой!), ив полуобморочном состоянии продолжал путь наверх... Блок, который крепился на балке, имелнебольшой просвет между собой, ну и соответственно балкой, и палец прапора, застрявший в этомпросвете, лихо хрустнул не спрашивая на то разрешение хозяина. Дикий крик разорвал тишинуночи..."N", уже окончательно потерявший память и ощущение времени, полетел вниз, но по прежнему невыпуская веревки из рук, где-то в душе надеясь не встретить по пути ведро, но ведро никудадеваться и не собиралось! Треснув парня изо всей своей дури по жопе, оно вынудило таки его отпустить веревку, врезалось в стену и рассыпаясьплиткой полетело добивать лежащего уже на земле очумелого прапора. Лежа на земле, почти невидящими глазами, смотрел прапор вверх, на приближение реанимации...

Вот собственно и все. Скажу только, что делу в Прокуратуре, законный ход не дали, каждый, комуоно попадало в руки — сгибался пополам и в конце концовпосчитав, что"N" и так достаточно наказан, дело закрыли оставив строителя долеживать свой срокв госпитале.

знакомство с личным составом за колодойкарт и банкой "шила" (спирт по морскому) увидел, что уматроса, прибежавшего по какому-то поручению кмичману-фельдшеру щека закрывает якорь на погоне. А надобносказать, что был на корабле замечательный фельдшер, которыйк медицине имел гораздо меньшее отношение, чем я к атомнымподводным лодкам.

Уезжая со сборов, я оставил ему двойнойтетрадный листок, на котором было написано корявым почеркомкакую таблетку из какого ящика давать человекам, если у нихболит там-то и то-то. Этот листок бумаги мичман аккуратнозапаял в целлофановый пакет (море и шило рядом все-таки) ихранил в нагрудном кармане. В последствии здоровье многихлюдей зависело от того, упомянул ли я такие симптомы в этомлистке, т. к. если мичман бывал совсем пьян, то все знали, где спрятаны его фельдшерские знания. Hа вопрос, чем онзанимался два года в училище, он отвечал просто: Пил! А навопрос, почему он книжек не притащит в медицинский отсек, онотвечал:

Да не понимаю я там ни хрена!!!

Так вот про матроса я узнал, что зуб у него болит уженеделю, а мичман посоветовал полоскать шилом и даже щедровыдал 50 грамм, чего ребятам из кубрика не хватило дажелизнуть, а больному матросу и понюхать. Увидев, что делопахнет флегмоной, абсцессом и венком на поверхностиБалтийского моря, я переполошился и решил срочно зубудалять, т. к. дело было в пятницу в полночь, а допонедельника его даже в госпиталь не отправить было.

Отправив санитара стерилизовать инструменты, я в какие-тосорок-пятьдесят минут закончил партию в "дурака" и решилприступить к операции. Фельдшер сразу заявил, что вида кровине переносит, а т. к. мне нужен был кто-то подать, взятьинструмент, то послал со мной боцмана. Боцман заявил, чтодома он резал не только кур и быков (странно усмехнувшись) икрови потому не боится.

Открыв огромный стерилизатор, я сначала молчал минуту, апотом стал говорить такие слова, что боцман покраснел ипосмотрел на меня очень уважительно. Санитар засунул встерилизатор не только все, что могло на его взгляд иметьотношение к удалению зубов, а еще и два одноразовыхпластмассовых шприца прямо в упаковке. Можете представить, как все это выглядело после обработки огромной температуройв течение 45 минут?!! Тем более, что все инструменты никогдаеще не использовались и были еще в масле, которое санитарнаскоро обтер, скорее всего, об тельняшку!

Большая часть инструментов (и стерилизатор вместе с ними)была погублена надолго (санитар их потом драил каждый день, пока я не уехал). В наличии остались только одноразовыешприцы в большом количестве и пара щипцов для удаления зубовмудрости, которые лежали отдельно и не попали в поле зрениянашего великого медика.

Hаскоро простерилизовав щипцы все тем же шилом (на флоте этоединственная полезная вещь, после замполита, конечно), яприступил к операции! Hовокаина было много, поэтому я вкатилкубиков десять, куда только смог. И тут обнаружил, чтосделать разрез мне нечем, т. к. единственные два скальпеляпогибли. Тогда я решил просто промыть флегмону. Последесятка вколов, гной потек, наконец, довольно обильно.

Боцман, который держал тазик с инструментами, стал бледнетьи отворачиваться. Промыв гной чистым новокаином (больше былонечем), я получил такую стойкую анестезию, что матросу можнобыло незаметно отпилить голову, а он бы и не дернулся. Тогдая решил приступать собственно, к самому удалению. Удалятьпятый зуб щипцами для восьмого очень и очень неудобно. Врачименя поймут. Первое, что я сделал, это сломал зуб. От этогохруста боцмана передернуло, а матрос жалобно спросил: "Все?"Hе поняв, что он имел ввиду, я бодро пообещал, что жить онеще будет и задумался. Удалять корни пятерки щипцами длявосьмерки невозможно в принципе, т. к. у них щечки просто несходятся и все! Hужен был элеватор или щипцы для корней. Анету!

Минут через пять меня осенило! Кто был в армии или в тюрьме(заметьте, я не обобщаю), знает, что всегда естькакой-нибудь умелец, который вырезает модели крейсера внатуральную величину из обыкновенной дверной ручки илипортрет президента из головки пули. В общем, по тревогебоцман поднял половину состава умельцев, и мне былипринесены все инструменты, которые были на корабле. И, очудо, среди них была какая-то стамеска или долото илиштихель (до сих пор не знаю, как это называется), совершеннопохожая на элеватор. Схватив его, я утопил его в шиле вместес рукояткой, и несколько минут наблюдал страдающую рожубоцмана и ненавидящие взгляды, бросаемые на матроса, по винекоторого я испортил уже грамм 500 драгоценной влаги.

Hо на этом приключения не кончились. Элеватором снимаетсячасть кости над корнем зуба, а потом выбивается и самкорень. Одной рукой доктор держит челюсть больного, а другой- сам элеватор. Бить же киянкой по элеватору должен кто-тодругой. Причем это довольно сложно сделать с первого раза, т. к. если бить слишком сильно, то можно улететь острыминструментом куда угодно, а если бить слишком слабо, тоничего не выйдет. Я думаю, Вы догадались, кто именно долженбыл бить молотком.

Боцман сделал ровно три удара!..

Первый удар был очень слабым и мимо. И слава богу, чтослабым, потому что целил он почему-то в глаз. Поняв, чтоглаз надо прикрыть, я растопырил пальцы... Зря наверное... Больно было ужасно! Выматерив боцмана, я таки заставил егоне отворачиваться в момент удара. Третий удар был сильным, точным и последним. Для боцмана последним. Обрадованный тем, что один корень почти вывалился, я услышал за своей спинойстрашный грохот. Боцман лежал в обнимку со стерильнымстоликом на палубе и не подавал признаков жизни. При этомединственными стерильными предметами в помещении были мойпсевдоэлеватор, два тампона у меня в руке и банка шила вшкафчике. Единственное, что я сделал автоматически, этоосторожно дал инструмент в руки матросу, которому было ужевсе равно, наколол на кончик два стерильных тампона иприказал ему не двигаться. Потом я сделал то, что людиделают обычно в такой ситуации. Я запаниковал! Я сталноситься по отсеку в поисках нашатыря и нашел его! Лучше быя его не находил... Hашатырь был в пятилитровой банке. Содрав кое-как крышку, я сделал первое, чему нас учили винституте. "Hикогда не верьте надписям, проверяйте все, чтодаете больному, лично". Я проверил. Hо я забыл, что запахинужно проверять на расстоянии, создавая рукой ток воздуха всторону носа. Я просто сунул нос в банку и понюхал.

Пятница, 2 часа ночи, мы на рейде, помочь некому, инструментов нет, один труп на палубе и полутруп в кресле. Идоктор, который нюхнул пятилитровую банку нашатыря. Представляете картину? Hесколько минут я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться. Слезы градом катились помоему лицу, а я не мог даже подойти к иллюминатору, которыйк тому же и был наглухо задраен.

И в этот момент привлеченные грохотом, а затем страннымзатишьем, в отсек ворвались матросы, ожидавшие тела запереборкой. Что они подумали, когда увидели боцмана напалубе, матроса с инструментом с насаженными на кончиктампонами в руках, как со свечкой и доктора, стоящего накарачках со слезами на глазах, я не знаю, но единственноймыслью было отогнать их от последнего стерильного тампона. Яна них зашипел и погрозил кулаком, так как сказать поканичего не мог. Их крики затихли где-то очень далеко. Тут япочему-то успокоился, понял, что терять мне больше нечего. После чего я встал, подошел к матросу и быстро безпосторонней помощи удалил остатки зуба. Последний тампон явставил в рану и захлопнул ему рот. Боцман за это времяочнулся сам, и почти на четвереньках уполз к себе.

Первое, что я услышал утром, когда проснулся (где-то в14.00), было шуршание швабры. Мой больной матрос, счастливоулыбаясь, драил палубу в моей каюте. От опухоли осталсятолько большой фингал под глазом. Ручаюсь, что если бы такоеслучилось на гражданке, то человек провалялся бы в больницене меньше месяца. В армии же все сходит с рук. Может естькакой ангел хранитель??!

собирались в водосборных канавах окурки и, даже, побелили бетонный забор, что было настоящим подвигом, так как он имел высоту три метра.

К вечеру все "отметили успешное завершение операции", обильно приняли водочки и разошлисьподомам. С дежурным по управлению осталось всего лишь несколько друзей, которые продолжиливозлияния, благо водки было запасено вдоволь. Под утро, выйдя из дежурной комнаты, где звукипьянки уже затихали, один из офицеров узрел на плацу здоровенного котяру, который не спеша шелкзданию в гости к кошке, которая проживала при казенном буфете. Котик попытался обогнуть поциркуляции пьяного, но тот пораженный наглостью животного, швырнул в него бутылку из-под пива. Кот легко увернулся от посуды, однако бежать и не думал. На шум выскочили все, кто мог ещеходить. Покискискав и не добившись от виновника переполоха заметной реакции, народ было ужначалрасходиться, но тут кто-то вспомнил про грядущую комиссию — непорядок, если перед генералами сих свитой вылезет животинка и начнет шарахаться по территории.

Решение созрело быстро: если кот не дается в руки, и, следовательно, его нельзя запереть вкарцере на время визита, остается последнее средство — пристрелить. Дежурный достал ПМ, тщательно прицелился и нажал на спусковой курок. Пуля выбила искры в нескольких метрах от кота. Тот, почувствовав, что это нечто серьезное, чем бутылка из под пива, стал метаться по двору, ищаестественную складку местности. Стрелок, видя, что он промахнулся, стал вести огонь на вскидку, но и это не дало какого-либо результата- пули ложились далеко от кота, а тот, найдя щель междумусорными контейнерами, нырнул за них.

— Не, из ПМ этого зверя не возьмешь, — заключил один из собутыльников.

Немного посовещавшись, пьяная команда открыла оружейную комнату и извлекла на свет автоматыКалашникова и пару Стечкиных (благо это стреляет часто и кучно):

Чтоб заглушить звуки выстрелов, один из "охотников" завел двигатель резервной дизельнойэлектростанции (чтение "Огонька" о массовых расстрелах усугубило жизненный опыт), а остальныерасположились полукругом вокруг убежища кота. Брошенный кирпич в контейнеры выгнал несчастногоиз укрытия, однако, когда раздались первые выстрелы, он нырнул обратно. Но ребята вошли в раж. Держа автоматы у бедра, те стали полосовать контейнеры длинными очередями в надежде если уже ине попасть в кота, то хотя бы заставить его усраться насмерть. Выстрелы звучали минут пять. Расстреляв весь боезапас и переведя дух, решили посмотреть, а что же стало с котом. Один изних, подсвечивая себе зажигалкой, заглянул между контейнеров. Между стенок из земли торчала трубаводостока, откуда блестели кошачьи глаза.

— Готов,-проорал на весь двор довольный гэбешник,- сейчас я достану тушку на стельки! За словом дело. Засунув руку в щель и не успев ничего нашарить, любитель меха взревел благимматом. На руке зубами и всеми четырьмя лапами висел котяра и пытался добраться до мяса. Всякомпания бросилась к своему другу на помощь, но кот видя такой оборот событий, прыснул подворота и был таков:.

Утром внутренний двор конторы представлял собой ужасное зрелище: на плацу везде блестелигильзы, мусорные контейнеры были одной сплошной дыркой, а на свежевыбеленном бетонном заборекрасовалось множество сколов от пуль. Рикошетом ухитрились повредить даже кабеля связи: Убратькприезду комиссии успели только пустые бутылки.

Приезжие генералы, выйдя из машины, пешочком направились через внутренний двор в здание. Подногами звенели гильзы, а ошалелые взгляды не отводились от бетонного забора. Начальникуправления плелся позади процессии и гадал, что же с ним сделают после отъезда инспекции: засадят или отделается только увольнением на пенсию.

— Милейший,- вдруг один из генералов обернулся к начальнику, — а что это с забором?

— Да мои ребята кота ночью расстреливали, — ответил бедолага.

Свита остановилась.

— А в подвале нельзя было? — тихо спросил начальник комиссии.

— В подвал тащить время не было, товарищ генерал, — из-за спины начальника управления вякнулночной дежурный, который до сих пор не мог совладать с похмельным синдромом, — мы его навоздухерешили стрельнуть.

— Так думать надо, — перешел на крик генерал, — здание в центре города, стрельба ночьюнаверноевесь район разбудила.

— Да мы двигатель включили! Кто поймет, что тут делалось? — заканючили местные.

— Ну хрен с Вами — дураков лечить, только уколы изводить, — и повернувшись к начальникууправления, генерал спросил, — А этот, как его, КОТ, по суду под вышак пошел или Вы его пособственному почину?

— По собственному почину, да и вон как моего за руку покусал:- кивнул начальник на своегоподчиненного.

— Ну этих сволочей стрелять надо, совсем распоясались. Всю страну разворовали. А тыправильносделал, что с ними не церемонишься. Молодец:

И оставив обалдевшего начальника управления, который только сейчас осознал всю глубинузаблуждения гостей, комиссия заспешила дальше:

P.S. В скором времени начальника управления перевели с повышением в Москву, а многихофицеров, участвовавших в ночной охоте, повысили по чину "за решительную борьбу с чуждым элементом". А погороду долго гуляли слухи о расстреле местных ГКЧпистов органами ГБ. Кот же, через некотороевремя, возобновил свои визиты к своей кошке, однако его трогать уже никто не решался. Раз наразне приходиться.