Россия — это вам не Америка там какая-нибудь. У нас чудеса бывают, им и не мерещилось.

Давненько дело было, в 97-м году вроде. Я по работе попал на неделю в командировку в Москву. Собрался лететь назад, но по пути в Домодедово попал в огромную пробку, авария большая на шоссе случилась. Хоть и выехал весьма заранее, но в результате в здание аэропорта я ворвался через десять минут после окончания регистрации. То Домодедово — это вам не нынешний современный комплекс. Тогда это был грязный душный аэропорт, кругом какие-то несусветные толпы народа. Стояла жара, плюс к тому у меня непреподъемная сумка на колесах. Весь в мыле прорвался к табло.

Моего рейса на нем не значилось. Тут я узрел стойку с табличкой что-то вроде "регистрация опоздавших пассажиров". Я метнулся туда и спросил восседавшую там тетку, где рейс на мой город. Тетка ухмыльнулась, сказала, что скорее всего поздняк метаться, но назвала номер выхода на посадку. Типа, попробуй там спросить, может чего получится. Я со своей поклажей бегом бросился в тому выходу. Возле стойки, где проверяют пассажиров, стояла огромная очередь и на табло значились совершенно другой город и рейс. Я в непонятках остановился и стал лихорадочно озираться. Мои дергания привлекли внимание мужика в униформе, из местных сотрудников:

— Опоздал?

— Ага.

— Тебе куда?

Я назвал город.

— С тебя еще одна цена билета, и ты в самолете, — молвил мужик.

Я стал прикидывать: других авиарейсов до завтра нет, хороший поезд уже ушел, еще один поздно ночью и совершенно свинский. Ночевать, снова брать билет, за гостиницу платить... Короче, домой хотелось очень-очень и я согласился. Залез в кошелек, там, к счастью, оказалась как раз ровно необходимая сумма. Мужик по рации вызвал еще кого-то. Денег при куче свидетелей брать не стал, сказал отдать у самолета. Подбежал парень-чурка, тоже в униформе.

— Вот его надо насадить на рейс... — мужик показал на меня рацией.

Чурка смерил меня взглядом и произнес с диким акцентом:

— Ну ти чиво стаишь? Пабэжали!

Я схватил сумку, дядька с рацией распахнул калитку в железной ограде и я абсолютно без всяких контролей-досмотров себя и багажа оказался в служебной зоне аэропорта. Надо сказать, сумка у меня была огромная и тяжеленная. В такой можно было бы пронести столько тротила, что хватило бы взорвать не то что самолет, а весь аэропорт. Тем не менее, никто даже не взглянул на нее.

Чурка бегом ломанулся по каким-то запутанным коридорам. Я еле-еле поспевал следом. Потом мы стали спускаться по лестнице, долго, несколько этажей и вдруг выскочили прямо на летное поле. Я еле держался на ногах, весь мокрый.

На поле стояла толпа людей в ожидании автобуса до их самолета. Вдруг издали показался шустро несущийся в нашу сторону "Икарус"-гармошка.

Автобус тормознул ровно возле чурки. Народ похватал было сумки и собрался ломиться в автобус, но чурка зычно гаркнул:

— Всэм стаять! Это для нэго автобус!

И показал на меня.

Я втащил суму в переднюю дверь, автобус рванул как очумелый. Петляя между самолетами, мы с дикой скоростью неслись по полю. Вдруг я увидел свой самолет. Он уже выруливал со стоянки на взлетку. Движением самолета руководила тетка-регулировщица, которая что-то показывала специальными флажками. Возле этой тетки автобус остановился и чурка кинулся к ней.

На поле стоял жуткий шум от двигателей самолетов. Я ничего не слышал, но хорошо видел, как чурка что-то старательно орал на ухо тетке. Та качала головой. Парень снова что-то проорал, энергично размахивая руками. На сей раз тетка кивнула и стала махать флажками как-то по-другому. Самолет как раз находился ровно перед ней. Лайнер остановился, открылась форточка и из пилотской кабины высунулась морда в наушниках. Находясь ровно под кабиной, чурка с теткой на пару стали что-то орать пилоту. Тот покрутил пальцем у виска. Тем не менее, через минуту-другую сзади откинулся трап и вышел человек в черной форме.

Мой сопровождающий заскочил в автобус и произнес:

— Панимаешь, у нас праблэма вазныкла. Кароче, с тэбя еще адна цена билэта.

Ну, это уже черт и что... Деньги у меня вообще-то были. Помимо суммы в кошельке были еще припасены баксы в дальнем кармане. Но, видя откинутый трап в паре шагов от двери автобуса, я решил не платить.

— Уважаемый, — говорю — твой начальник сказал одну цену билета, а больше у меня все равно ничего нет.

И показал пустой кошелек. Затем сунул ему в руки бабки и, пока тот материл меня на чем свет стоит, схватил суму и в два прыжка оказался у трапа.

Забравшись в самолет, я наконец-то перевел дух. Но меня ждал еще один сюрприз — мест не было. Ни одного! Более того, кроме меня оказалось еще человека три без мест. Сумку деть тоже было некуда. Трап закрылся и я привалил сумку к нему, уселся на нее и так и летел всю дорогу. На взлете эти трое просто уселись в проходе. Потом, когда самолет набрал высоту, вовсе летели стоя, как в автобусе. Прям как у Задорнова!

Лечу и думаю: хорошая у нас однако страна. В какой-то там Америке я бы, опоздав, ни в жисть не попал бы на рейс. И болтался бы еще сутки в аэропорту. А у нас как все просто — сунул дяде в лапу и вечером дома!

Может вообще билеты перестать покупать?:)

Ехал в автобусе, держался за вертикальный поручень на уровне своей головы. У меня зачесался лоб, и я стал тереться о свой кулак, терся так секунд 15. Потом понимаю, что я кулаком не чувствую своего лба. До меня немного начинает доходить вся серьезность ситуации. Я медленно повернул голову и понял, что я терся о кулак какого-то мужика, который смотрел на меня, как на психа, и все, кто стояли рядом, тоже это видели и смотрели так же. Вышел на первой же остановке, хотя ехать еще было долго, а автобусы редкие)

Как-то царь Николай, возвращаясь из Сената, свернул на Исаакиевскую площадь и увидел: со стороны Гороховой улицы на площадь въезжает похоронная повозка. На крышке гроба — Форменная чиновничья фуражка, а за повозкой следует одна-единственная старуха. Приказав кучеру подъехать к убогой процессии, император спросил:

— Кого

Мой отчим — больной ублюдок. Когда собирался меня бить, заставлял меня приносить ему ремень, вставать на колени перед ним и просить меня выпороть. Мать всегда была рядом в это время и поддерживала меня. Надевала на меня ошейник для собаки и держала ногами, пока отчим меня бил. Бил до черных синяков на попе, а мать его еще подбадривала: "Сильнее; вот тут еще не красное". Ненавижу эту мразь и еще больше не могу понять мать.

Работала с моей тетей в одной комнате сотрудница, мягко говоря, очень некрасивая. Сама это хорошо осознавала, но! жизнь удалась, имелся муж, детки-младшеклассники, мальчик и девочка, хороший характер и чувство юмора.

Заходит как-то утром в комнату, смеется. Прихожу, говорит, вчера с работы, а меня встречают у двери очень радостные мои детишки и громко кричат:

— Мама! мама! а ты ведь могла бы стать актрисой!

Приятно, конечно, но спрашиваю, говорит, откуда такие выводы?

— А мы, — отвечают детки, - только что фильм смотрели, так там женщина играла еще более страшная, чем ты!