Как-то в детстве шли с подругой через кладбище, проходя мимо одной из могил заметили, что вместо фотографии стоит зеркало, жутко до сих пор.

Я детский врач-психиатр. В нашем остром отделении встречается всякое. Но меня не перестают удивлять дети-убийцы. И я могу понять агрессию ребёнка в остром психозе, но когда они расчётливо, спланировано и хладнокровно убивают, меня охватывает ужас. Вот сидит перед тобой красивая девочка, ей всего 7, а она уже убила братика и соседского ребёнка попыталась. И ей это нравится и она продолжит и ты знаешь, что запереть её в психушке больше чем на пару лет нельзя, она выйдет и продолжит убивать

Мне было 9 лет, играли мы с подружкой на улице в барби. Вдруг она как то дергается и шепчет на ухо: давай уйдем. Я оборачиваюсь, а за нами стоит парень с ножом в руке. Мы побежали ко мне домой, а он — за нами, но мы успели закрыть дверь в подъезд. А через неделю еду в лифте с соседкой взрослой, а она мне и говорит: а что за вами за парень бежал, я в окно смотрела. Она смотрела в окно и ничего не сделала, а после мы ещё удивляемся куда пропадают люди.

Последние шесть лет моя мама болела лейкозом. В свои 12 я постоянно оставалась одна, убирала дом, стирала, гладила. В 14 я знала препараты, которые надо принимать во время химиотерапии, осложнения, которые можно ждать от таблеток и капельниц, процедуры, которые проводят ежедневно в больницах. В 16 я знала, как надо управляться с человеком, у которого не работают ноги. В 18 я поняла, что это значит остаться одной. Несколько месяцев назад мамы не стало, ровно как и не стало моего смысла жизни и самого дорогого и любимого мне человека. Я не знаю, что делать дальше, сутками я думаю только о ней. Почти каждую ночь я вижу сны с мамой, и мне плевать, просыпаюсь ли я после таких снов в слезах или с улыбкой. Я просто хочу снова ее увидеть, обнять, услышать ее смех и посмотреть в ее глаза. Но осознание, что этого больше никогда не произойдет убивает меня. И никто не сможет помочь. Никогда.