Ногу сломал месяца за два до дембеля – в марте 84 года.

Стоял ночью на посту, пришла смена. Разводящий, не дожидаясь, пока мы проговорим "пост сдал – пост принял", пошёл с поста, Я за ним вдогонку, когда подошва моего левого валенка соскользнула вперёд по накатанному снегу, и я с маху сел на подвернувшуюся правую ногу.

Острая боль в лодыжке, с трудом встал, на правую ногу ступить не могу.

Снял автомат с плеча, поковылял кое-как, используя его в качестве трости. Приклад вниз, а на мушку опирался рукой. Временами просто скакал на левой ноге. Останавливался отдыхать. Идти было километра два, наверное.

Пришёл в караул, доложил начкару о неприятности, вижу его раздумье – что делать. Хлопотно это – вызывать из роты мне замену. Это надо звонить кому-то из офицеров домой – будить, объяснять, в чём дело. Тому идти в роту – смотреть составы завтрашних караулов и нарядов, определять – кого сейчас поднимать на замену Гладкову. Выдавать автомат и патроны, перед этим звонить дежурному по части — объяснять необходимость открытия ночью комнаты для хранения оружия, потом сопровождать этого нового караульного до караульного помещения. И решать – что делать с Гладковым, как доставлять его в санчасть. А завтра ещё и кучу рапортов отписывать о происшествии и принятых мерах.

А я же ещё и не уверен, что перелом. Вдруг просто растяжение, завтра может всё пройдёт, а я такой переполох этой ночью устрою. Говорю начкару: "Товарищ лейтенант! Я на девятом стою, он же двухсменный-ночной. Утром склады откроют, часового снимут. Мне осталось одну смену отстоять. Так я эту смену могу на губе отстоять, а с губы часового на девятый можно отправить".

Начкару моя схема понравилась, и я пошел отдыхать. Но сначала снял валенок – посмотрел ногу. Лодыжка начала отекать. Понятно, что если лягу на топчан разутый, то через час нога в валенок не влезет. Лёг обутый.

Через час – "Смена подъём! "

На одной ноге доскакал до пирамиды, взял автомат, встал в строй. Томский, которому вместо тёплого коридорчика гауптвахты достался мой девятый пост, недовольно на меня посматривает и шёпотом матерится по-якутски: "Абас кынси! "

Отстоял свои два часа на губе, сдал пост. Начкар говорит: "Оружие и патроны оставляй здесь – двусменники отнесут в роту, а сам иди в санчасть. Разрезаю штык-ножом голенище валенка, снимаю его, рассматриваю чудовищно распухшую лодыжку.

Прыгаю на одной ноге из караулки. До санчасти километр-полтора. Из тёплого бокса выезжает командирский УАЗик. Водила охотно соглашается меня подбросить. В санчасти хирург осматривает лодыжку, и отправляет меня на санитарной машине в госпиталь. Там прыгаю по коридорам и лестнице на второй этаж до кабинета хирурга. Хирург выписывает направление на рентген, который на четвёртом этаже. Скачу туда. Делают снимок, велят подождать на стуле в коридоре. Рентгенолог выходит с результатом: "У тебя перелом лодыжки".

Встаю, спрашиваю:

— К хирургу идти?

— Куда ты пойдёшь?! С переломом нельзя ходить! Сиди, сейчас костыли принесут…

Почувствовала родовые схватки, дело было летом. В панике не найдя сумку, я начала запихивать все, что могло бы мне понадобиться на родах, в рюкзак мужа. Взяла свою счастливую сорочку и меховую зимнюю шапочку, просто она у меня счастливая. В состоянии аффекта вместе с ношей и животом наперевес я доехала до роддома, благо что городок у нас

Как-то пришлось мне попасть в больницу на обследование. В палате народ подобрался спокойный, можно было и о политике поговорить и литературу покритиковать — на все находились собеседники и слушатели. Днем многие интеллигентно располагались с книжками и журналами, седовласые бабульки умиротворенно вязали. Тихие голоса: "благодарю",

Был такой гениальный румынский скрипач

Джордже Энеску. И, вот, как-то к этому гениальному скрипачу приходит какой-то молодой скрипач и говорит:

— Господин Энеску, я в очень тяжелом материальном положении, у меня нет денег. Завтра у меня будет концерт, на который никто не придет. Я вас прошу: проаккомпанируйте мне на рояле. Энеску отвечает:

— Но я хороший скрипач, а пианист я плохой.

— Это не важно, достаточно вашего присутствия, чтобы у меня на концерте был полный сбор.

Ну, Энеску был добрый человек, говорит:

« Хорошо, приду».

Пришел, сел за рояль. Вышел молодой скрипач со скрипочкой, и вдруг Энеску вспомнил, что он забыл кого-то попросить ноты ему переворачивать. И видит в зале сидит выдающийся пианист, его товарищ.

Он его подозвал, говорит:

— Слушай, ты мне ноты не будешь переворачивать?

Тот отвечает:

— Для вас, маэстро? Да что хотите!

И сел рядом.

На следующий день вышли газеты, в которых было написано, что « Господа, которые присутствовали на вчерашнем концерте, должны были вынести оттуда странные впечатления. За роялем сидел тот, кто великолепно мог бы играть на скрипке. Ноты переворачивал тот, кто прекрасно мог бы играть на рояле. А на скрипке играл тот, кто великолепно мог бы переворачивать ноты».

В начальной школе моя любимая учительница ушла в декрет и на время её отпуска замещала её абсолютно невзлюбившая меня мадам. Проверяя мою работу, она везде зачеркнула в словах килограмм вторую "М", и поставила мне ЖИРНЮЧУЮ единицу по математике. Я подошла, указала ей на её ошибку, была отправлена на место((( жаловаться никому не стала. Не помню, почему и откуда она потом узнала, как правильно пишется данное слово. Оценку она мне исправила, вернее зачеркнула, другой не поставив (ошибок в работе не было ни одной). И я тогда впервые поняла: взрослые могут быть такими тупорылыми! Для меня, восьмилетней, это было открытие века.

Вот настолько меня педагог не переваривала, что влепила 1 по математике за грамматические ошибки. Это был второй класс, год я закончила без единой пятёрки. А в третьем вернулась с декретного отпуска моя любимая Светлана Николаевна, и я закончила год круглой отличницей.