Нина — ДЦПэшница. Еле ходит с костылями. Маленькая, скрюченая. Сама про себя шутила "Жил на свете человек — скрюченые ножки. "Светленький был человечек, Ниночка. В НИИ работала, потом в фирмочке. И все надомницей. То расчеты делала дома, то заказы принимала. Как бы сейчас сказали — на удаленке.

В советское время успела получить от государства однушечку на первом этаже и машинку — "Таврию" с ручным управлением. Квартирка осталась, а машинку уже новую не дали. Иные пришли времена, инвалиды хрен кому нужны.

Помирают родители, остается от них двушка в наследство. Думала продать, да надоумили коллеги — "Сдавай. Рубль летит, как ком с горы. Продашь-проешь и все. А на съем ты цену повысишь и вот тебе прибавка к зарплате. "

Риэлторов тогда еще мало было, искали через объявы в газете, через знакомых. И тут является красавец-араб. Изысканые манеры, дорогой костюм, золотые часы, парфюм, все дела. Он инженер. Учился в Кембридже и Сорбонне. Здесь по контракту на год. Да, район отдаленный, да ремонт советский, да третий этаж без лифта и мусоропровода. Но Хасана устраивает, он мужчина скромный и после английского студенческого городка еще не такое переживет. С сочувствием в голосе говорит (говорят на английском. Нина — переводчица, правда техническая, а у араба инглиш практически безупречный. Этакий саудовский интеллигент в пятом поколении. К тому же мы что — буржуи какие? Дружба народов крепко вбита в сознание советского человека.) "Нинель, я вижу Вам будет тяжело приезжать каждый месяц. Давайте я заплачу за год вперед, а вы мне скидку 10%. "И Ниночка плывет от такого обращения, от парфюма, костюма и Сорбонны. И делает скидку, и принимает хрустящие бумажки. (Он английским фунтом расплатился.) И счастливая едет домой, вручив арабу ключи. "Таврия" уже скрипит, но тогда еще не сгнила.

И живет Нина целый год хоть не как кошка в сметане, но чуть получше прежнего. Позволяет себе и покушать повкусней и часть гардероба поменять и даже на новый диван разорилась.

Через год араб звонит, говорит, что приятно было познакомиться. Он уезжает в свои барханы к любимому верблюду. Ключи у соседки слева, оревуар, мадмуазель.

Нина едет на родительскую квартиру. Прибрать там и снова искать жильцов. Взбирается на третий этаж, соседка отдает ей ключи и смотрит с невероятной жалостью.

— Что? — спрашивает Нина.

И бабку прорывает, да так, что Ниночка медленно опускается на пол.

Хасан прибыл на хату с кучей чемоданов, двумя женами, двумя братьями в бурнусах и женами братьев. Плюс куча детей.

И вся эта шобла запихалась в двушку. В гостинную (или залу, как хотите). В маленькой комнате они резали и разделывали баранов, которых каждый день привозил с рынка один брат. В ванне спала жена брата, поскольку в залу все не влезли. Дети спали в коридоре и на кухне. На кухне же четыре арабских тетки с утра до вечера парили и жарили национальные блюда, от которых весь подъезд рыдал горючими слезами — острая перченая вонь.

Кто-то что-то вякнул, так арабцы мигом ему объяснили кто он такой и что сейчас будет, если русси не заткнется. Хасановы братья явно интеллигентами не были. По ходу выяснилось, что братья они друг другу, а Хасану то ли довереные слуги, то ли телохранители.

Нина на дрожащих ногах заходит в квартиру. Хата уделана в ноль! Баранья кровь и ошметки протекли под паркет. Запашина с ног сшибает. Зала ободрана и расписана фломиками бойких арабчат. Паркет частично выломан и опален. Кухня в толстом-толстом слое жира. Даже потолок. Унитаз верблюды разнесли вдребезги и пополам, пристроили на раструб воронку из линолеума. И так далее... и тому подобное... и до самой Италии...

Вот тебе и Сорбонна.

Остатки денег ушли на очистку и хоть какой-то ремонтик.

— Почему вы мне не позвонили?! — рыдала она. Соседушки стыдливо прятали глаза.

И с этого момента — все! Кончился слепой советский интернационализм. Лесом пошла доверчивость и "на год вперед. "

Хоть в Кардене, хоть в золоте, хоть в парфюме.

Никаких арабов, кавказцев, [мав]ров, китайцев! Всех лесом!

Только славян!

И каждые две недели ездит — проверяет.

И уже двадцать с лишним лет — так и только так!

Люблю играть в бильярд. История из начала нулевых.

Это было забавно.

Захаживал я в один клуб два-три раза в месяц поиграть. С друзьями, а часто и просто с такими же любителями. Иногда на деньги, а чаще просто так. В клубе наливали пиво, ну и закусь к пиву, конечно. Как следствие, заходили в клуб и местные гоп-компании в бильярд не играющиие, но пивка выпить да тёлочек своих попотчевать.

Хозяева, в какой-то момент, решили подзаработать и установили музыкальный автомат — ну типа закидываешь деньги и выбираешь музыку.

Вот здесь и начилась развлекуха. Гопота достала ставить шансон. Но что такое пять минут тюремных песен против симфонии № 6 си минор Петра Ильича Чайковского длительностью сорок пять минут за те же деньги??

P. S.

Хозяева проблему заценили и удалили с автомата классику. Гопота, в итоге, ознакомилась с творчеством Александра Галича. Кто слушал, тот проникнется, что чувстволала гопота.

6 августа 1945 года американский бомбардировщик сбросил на Хиросиму атомную бомбу. Погибло 74 тысячи человек и ещё 160 тысяч ощутили на себе последствия этого взрыва.

Среди последних был и молодой инженер Цутому Ямагучи, который приехал в город по деловым вопросам, представляя компанию "Мицубиси". Несмотря на то, что в момент взрыва он находился в трёх километрах от зоны полного разрушения, он получил лишь ожоги левой стороны тела и временно ослеп.

На следующее утро он сел на поезд, чтобы уехать к себе домой, подальше от этого кошмара. А дом Ямагучи находился... в Нагасаки. Именно туда, спустя два дня, сбросили вторую бомбу. По иронии судьбы, Цутому вновь оказался в трёх километрах от эпицентра взрыва. Он был в тот момент в офисе, где объяснял своему начальнику, как ему удалось выжить двумя днями ранее.

Пережив две крупнейшие ядерные атаки, японец рассказывал, что каждый новый день он воспринимает, как подарок. И подарков таких у него было много. Умер Ямагучи в 2010 году в возрасте 93 лет.

Моя мама приняла решение родить меня в 47 лет. Она умерла при родах, я так ни разу её и не увидел, про отца вообще ничего не знаю. Родственникам был ненужен, и только мой брат, которому на тот момент было 22, начал воспитывать абсолютно один.

Ему никто не помогал, он брался за любую работу, при этом не забывая о моём воспитании. Мы шили мне костюм

С годами убедился, что лучший ceкс — это ceкс с пьяненькой женой. Там границы дозволенного стираются напрочь, и обычное играет совсем другими красками. Еле раздвигала ножки для куни — сядет тебе на лицо и командовать начнёт; не особо любила пальцами — готова ладонь в себя запихнуть. Так прикольно. Каждый раз пытаюсь попробовать что-то новое)