излагался. А партия уделяла большое внимание моральному облику своих членов, — передового отряда строителей коммунизма.

На практике это выливалось в то, что жены загулявших мужей-коммунистов бывало обращались за содействием в парторганизацию по схеме "Мой муж подлец, верните мне моего мужа!". И этих коммунистов разбирали на партсобрании, осуждали, и нередко возвращали в лоно семьи. Иначе было лишение партбилета и крест на карьере. Но не всегда все шло по сценарию. Об одном отклоняющемся случае я младшеклассником услышал из не предназначавшегося для моих ушей разговора взрослых.

Довольно крупная для райцентра организация, насчитывающая несколько десятков человек. В том числе там работает семейная пара лет 40, он — коммунист. Жена уличила мужа в измене, пожаловалась в партком. Созвали собрание, зал с коммунистами, президиум, все серьезно. Предоставили слово заявительнице. Та стала гневно, с пафосом осуждать морально разложившегося мужа. Президиум и зал слушают очень внимательно, не перебивая. Муж сидит, как в воду опущенный. Женщина уже все сказала по существу, но видя, как здорово она унизила мужа-подлеца, и как внимательно все ее слушают, зарделась, вошла во вкус, и с еще большим энтузиазмом продолжила гневно изобличать мужа. Собрание затягивается. Президиум и рядовые коммунисты продолжают, не перебивая, внимательно и серьезно слушать жену изобличенного в аморалке товарища по партии, пребывая в некоторой задумчивости. И тут вдруг из зала раздается голос рядового честного коммуниста:

— А что ты так раздухарилась, обличая? Ты же сама со мной спала!

Обличительница лишилась дара речи. В зале установилась напряженная тишина. Обличаемый в аморалке муж-коммунист продолжал сидеть, как в воду опущенный. Через некоторое время один из рядовых коммунистов, сидевший в задних рядах, стараясь не привлекать к себе внимание, покинул зал. Его примеру потихоньку последовали и другие.

Собрание закончилось в тишине, без принятия решения и даже без объявления об его окончании. "Интернационал" не исполняли.

П. С. Ну, за честных коммунистов!

вежливости, чтобы не обидеть, ответила Варвара, хотя понятия не имела, кто ей звонил.

— А я была уверена, что ты меня сразу узнаешь, — радостно продолжала женщина. — Как хорошо, что я тебя застала. Ты сейчас можешь разговаривать?

— Могу.

— Отлично. Мы с мужем и детьми уже на вокзале. Час назад сошли с поезда. Меня хорошо слышно?

— Хорошо.

— У тебя голос какой-то тихий. А у тебя точно всё в порядке, Варенька?

— У меня всё отлично.

— Очень за тебя рада. Мы сначала хотели остановиться в гостинице. Думали, что в этом городе у нас никого из родственников нет. А потом вспомнили, что у нас ведь здесь есть ты. Понимаешь?

— Понимаю.

— Как хорошо, что мы о тебе вспомнили. Ты даже не представляешь, как мы обрадовались. Особенно дети.

— Представляю.

— А муж так сразу и сказал: "Звони Варваре. Варвара не подведёт".

— Правильно сказал. Не подведу.

— Значит, ты пустишь нас к себе погостить? Я правильно поняла?

— Правильно. Пущу.

— Мы ненадолго, — радостно продолжала женщина. — Всего на пару недель. Город посмотреть и обратно. Домой. Потому что и дел дома невпроворот, да и, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. Согласна?

— Согласна.

— Мы так и думали. Особенно муж. Он так сразу и сказал, что не может такого быть, чтобы Варенька не приняла нас к себе. Ведь мы же родственники. Пусть дальние, пусть виделись последний раз лет десять назад, но родственники ведь. Правильно?

— Да.

— А ты сейчас одна живёшь?

— Одна.

— В трёхкомнатной?

— Да.

— Так, значит, мы сейчас едем к тебе?

— Приезжайте.

— Через час мы будем у тебя. А ты всё там же живёшь?

— Там же.

— Тогда жди. Мы скоро подъедем.

— Жду, — ответила Варвара.

Варвара выключила телефон, положила его на тумбочку, повернулась на другой бок, укрылась с головой одеялом и уснула, особо даже не беспокоясь о том, что так и не поняла, с кем она только что разговаривала по телефону.

А через час в дверь позвонили.

Варвара посмотрела на часы, закрыла глаза и повернулась на другой бок. Звонки продолжались. Варвара спала. Через некоторое время по двери стали стучать ногами. Варвара — ноль эмоций. Наконец снова зазвонил телефон.

— Да, — не открывая глаз, произнесла Варвара.

— Варенька? — радостно кричала всё та же женщина.

— Да.

— А это мы. Мы приехали. Звоним, звоним, а ты дверь не открываешь.

— Звоните?

— Да.

— А почему я не слышу?

— Не знаю.

— А позвоните ещё, — попросила Варвара.

В квартире раздался звонок в дверь.

— Звоним, — сказала женщина.

— Нет, — сказала Варенька, — не слышу. А постучите теперь.

Раздался стук в дверь.

— Стучим, — произнесла женщина.

— Нет, — ответила Варвара, — не слышу.

— Кажется, до меня дошло, — произнесла женщина.

— Что? — спросила Варвара.

— А ты сейчас где, Варенька?

— Как где? У себя.

— Где у себя?

— В Новосибирске, — ответила Варвара первое, что в голову пришло. — Где же ещё мне быть?

— Как в Новосибирске? А почему не в Москве?

— А я девять лет назад переехала, — наводила Варвара тень на плетень. — Сразу, как развелась.

— Зачем?

— Зачем развелась?

— Переехала зачем?

— А надоела Москва, вот и переехала. Слишком много неприятных воспоминаний.

— А в Новосибирске разве лучше?

— Конечно. Ещё как лучше.

— А что там лучше-то?

— Да всё лучше. За что не возьмись. И никаких неприятных воспоминаний. Да чего я говорю. Приезжайте, сами увидите. Вас сколько сейчас?

— Так четверо нас. Мы с мужем и двое детей. Старший Павлуша и младшенький Андрюша. Андрюша в этом году хочет в университет третий раз поступать.

— Вот все вчетвером и приезжайте. У нас здесь тоже замечательный университет есть.

— Когда приезжать?

— Да хоть сейчас.

— Сейчас не получится. В Москве дел много. Андрюша хочет учиться только в Москве. А мы на работу приехали сюда устраиваться. Рассчитывали годик у тебя пожить. А оно вон как вышло.

— Значит, сегодня не приедете?

— Нет.

— Жаль. Я уже настроилась.

— А уж как нам жаль. Ты не представляешь.

— Представляю.

— Нет. Не представляешь. Я как подумаю, что нам теперь предстоит, так мне просто жить не хочется.

Варвара решила, что пора заканчивать разговор.

— Ну, ладно, — сказала она, — если сейчас не можете, то приезжайте, когда сможете. Я вам всегда рада. А вы когда в Москве устроитесь, сразу сообщите мне свой адрес. Я к вам в гости приеду. Тоже на пару недель. А там посмотрим. У меня ведь теперь в Москве никого, кроме вас, и нет. Договорились? Пришлёте адрес?

Но ответа Варвара не услышала, потому что связь резко прервалась.

что пропал. Пропал навсегда. Отношения развивались стремительно, мы виделись ежедневно. Если я не видел ее хотя бы сутки, тело гудело как улей, все валилось из рук, медленно, но верно накрывала паника. И я мчался к автомату звонить, звонить, звонить…

Вскоре Анита познакомила меня со своими родителями. Чудесные, дружные и радушные люди приняли меня сразу, весело рассказывая историю своей семьи, показывая фотографии маленькой дочери и ее старшего брата. Интересная пара. Он – темноволосый, коренастый, серьезный, с испытующим взглядом исподлобья, она – жизнерадостная хохотушка, настоящая блондинка с синими-синими глазами (в точности как у Аниты).

Незаметно для себя я стал бывать у них дома каждые выходные, засиживаясь на кухне за чашкой чая.

В тот день я тоже сидел у них на кухне, когда позвонил в дверь сосед. Одновременно с дверным звонком над проемом зажглась дополнительная лампочка. Сосед попросил сигарет и свалил.

— Слушай, а зачем у вас зажигается лампа во время звонка? Так же делают в домах глухих, – спросил я и по-идиотски заржал.

Аня в это время как раз доставала печенье из духовки, спиной ко мне. Повернувшись, она лучезарно улыбнулась:

— Так они у меня глухие.

Я уронил вилку.

— Как? Совсем?? Оба?

— Да.

Я лихорадочно стал вспоминать все эпизоды наших встреч, начиная с момента знакомства. Ничего. НИЧЕГО не могло даже навести меня на мысль, что с ними что-то не так! Я был в шоке...

У каждого из них была своя грустная история. Мои будущие тесть и теща родились абсолютно здоровыми людьми. Они потеряли слух в 14 и в 15 лет. Тестя в 14 лет избила дворовая шпана. Отморозки били ногами в голову, долго, прицельно, прямыми ударами. "Травмы, не совместимые с жизнью" — говорил хирург. Но парень выкарабкался. Однако слух восстановить не удалось, тонкий аппарат был разнесен в пыль.

Теща в 15 лет перенесла двухсторонний отит, который не был своевременно диагностирован и пролечен. Она не любит вспоминать тот день. Но как-то однажды рассказала мне: "Я открыла глаза и было так непривычно тихо. Ни пения птиц, ни лая собак, ни звука шагов. Словно накрыта подушкой…". Понимание того, что это теперь навсегда приходило долго и тяжело.

Я стал смотреть на них иначе. Я вдруг осознал, что они знают ответ еще до того, как я заканчивал объяснения. Они читают по лицам. Их не обмануть.

Они любили друг друга трогательной беззаветной любовью. Каждый из них был высококлассным профессионалом в своей области. Они вырастили двоих здоровых детей, с идеальной дикцией (попробуй научить малыша говорить, если не слышишь!).

В тот мрачный день, в больнице, у меня на руках умерла моя мама. Я должен был заехать к теще, помочь забрать какие-то вещи. Теща всегда спрашивала: "Как мама?". Поднимаясь в лифте, я надел беззаботную маску, резко выдохнул воздух и позвонил в дверь. Теща открыла дверь и вдруг замахала руками, словно пытаясь стереть изображение моего лица. Ей уже не надо было спрашивать "Как мама?". Трындец… От них ничего не скроешь…

Я как-то спросил у Ани:

— Слушай, а твои родители ругаются когда-нибудь?

— Нууу.. бывает.

— И как?

— Тапками кидаются)).

Спускаясь в метро на эскалаторе, я иногда встречаю людей, которые разговаривают жестами. И я всегда улыбаюсь, вспоминая тестя с тещей – уникальных людей, научивших меня многому.