— Значит надо подождать, – предположил сын. – Если девяносто процентов проблем решаются сами, то и остальные десять тоже со временем разрешатся.

— Или породят новые девяносто процентов, – возразил я.

— Пап, — не отставал сын, — ну расскажи! Может тот случай, когда за вами сомалийские пираты гнались? Или, когда у вас пожар в трюме был? Хотя нет, наверняка отказ рулевой машины во время шторма в Бискайском заливе. Вас тогда бортом к волне развернуло и груз с сельхозтехникой на накатной палубе с креплений сорвало.

— Да! — соглашаюсь я, – Ситуация была аварийной. Но нет.

— А что тогда? – не унимается сын.

Стало понятно, что он не отстанет. Пришлось рассказать.

— Самый сложный случай в море у меня был, когда на ходовом мостике сломалась кофемашина.

— Кофеварка? – изумился сын.

— Да. Но это была не совсем обычная кофеварка! Элитарная кофемашина, которая досталась нам от сменного экипажа! Шедевр промышленного дизайна с полной автоматизацией всех процессов, функцией персонализации и даже возможностью создания собственных рецептов. Кофе от неё был просто превосходный! Ходовой мостик превратился в проходной двор. Кофемашина работала круглосуточно. Её просто не выключали: ведь вахта меняется каждые четыре часа без праздников и выходных.

Но однажды, на стоянке в порту, третий помощник Толик выключил кофеварку и всё: больше включить её не удалось. Выяснилось, что пить ту теплую бурду, которая просачивается через бумажный фильтр в пластиковую колбу штатной кофеварки, решительно невозможно. Пришлось вызвать к трапу судна такси и рвануть в центр города, в фирменный магазин. Там, к нашему счастью, была точно такая же модель, как и у нас! Сломанную же кофемашину пообещали отремонтировать к нашему следующему заходу в порт.

А утром мне позвонили из головного офиса компании и сказали примерно так: "Вы там что, совсем уже за полгода охренели?! Аристократами Атлантики себя почувствовали?! Атлантиду, может, увидели и вас всех там возвели в графское достоинство подводного царства и обязали пить кофе круглосуточно?! Что за массовое безумие на вверенном вам судне?! Покупать кофеварки по восемь тысяч евро за штуку! Да и ещё за счет судовладельца! "

Пришлось пообещать, что мы больше так не будем.

И тут случилось страшное: на мостик валом пошли просители: и по одному и целыми группами.

Всех интересовал только один-единственный вопрос: "А где будет стоять отремонтированная кофеварка? "

Ситуация складывалась нешуточной: отдать кофемашину в машинное отделение или оставить её в кают-компании? Или в столовой команды? Любое решение означало, что кто-то будет обездолен и все это понимали.

В Картахене были закуплены стратегические запасы кофе и наш пароход лег на обратный курс в Европу. Обстановка накалялось. Контракт подходил к концу. Экипаж за прошедшие семь месяцев рейса уже морально и эмоционально выгорел. Дело шло к мордобою и поножовщине. Надо было что-то срочно решать.

По-хорошему, на наш пароход надо было как минимум три кофемашины: на ходовой мостик, в кают-компанию и в центральный пост управления машинно-котельным отделением. Тогда хоть какой-то баланс интересов был бы соблюден. Но кофеварок всего две! Да и то, если старую удастся отремонтировать.

"Что делать?! Откуда взять третью?! " — мыслей у меня не было никаких.

Даже если наплевать на запрет офиса и купить еще одну, новую кофемашину, то тут же ребром встанет вопрос: "А кто тут у нас наименее достойный и получит не новый агрегат, а отремонтированный? "

Появилась даже малодушная идея списаться раньше времени на берег и пусть мой сменщик разгадывает все эти ребусы с колумбийским кофе и итальянскими кофемашинами.

— И что ты решил? – спросил сын.

— Ничего. Новая кофеварка повторила судьбу старой. Сломалась на траверзе Балеарских островов. Так что по приходу в порт мы просто сдали её в ремонт вместо старой.

— А потом?

— А потом я списался с парохода вместе с квитанцией из ремонтной мастерской.

Наша кафедра располагалась третьем этаже слева, а напротив нас была кафедра Экология и БЖД (Безопасность Жизнедеятельности) с полным набором материалов по Охране труда и прочими сопутствующими им стендами и лабораториями.

Теперь сама история.

В середине лета, под конец рабочего дня в институте случился крупный пожар. В двух крыльях сгорели полностью четвертый с частью третьего этажа. Прилично скажу вам там полыхало, своими глазами наблюдал как горит альма-матер, нашу кафедру тоже неслабо задело, жуткое было зрелище.

Неделю спустя после всех следователей и прочих проверяющих разрешили сотрудникам, по несколько человек, выдать доступ к оставшимся кабинетам.

Пока мы собирали уцелевшие вещи с оборудованием и рассматривали размер катастрофы, заглядывает сосед с Кафедры напротив и говорит: — помогите вытащить из-под завала тумбочки с документами.

Заходим. У них всё сильнее: стены остались, а потолок почти весь сгорел. Стендами со стен и остатками деревянных перекрытий накрыло парты, оборудование и столы. Убираем завалы выбрасывая куски бывшего пололка в разбитые окна.

В этот момент, через внутренний двор по дорожке ведущей ко входу в наше крыло, идет очередная комиссия во главе с Главным инженером и прочей свитой которых нам не видно.

Мы расчищая путь пытаемся добраться к преподавательским тумбочкам у окна, под одним из стендов находим полноразмерный манекен "ИВАН ИВАНОВИЧА" на котором студентов обычно учат отрабатывать оказание первой медицинской помощи. Весь мешающийся хлам выбрасываем в окно, а за ним в обгоревшей робе выталкиваем манекен, ну чтобы выдвинуть ящики тумбочек.

А далее со слов участника комиссии:

— Идем. Осматриваем. Проректор по кадрам вещает что жертв нет, только материальный ущерб, и тут из окна на газон выпадает обгоревший ТРУП.

Позже рассказывали, что часть комиссии после этого пришлось отпаивать и не только валерьянкой.

В конечном итоге всё закончилось хорошо. Жертв при пожаре в институте действительно не было, часть сгоревшего четверного этажа восстанавливать не стали, в оставшейся части сделали ремонт и первого сентября институт на Яузе открыл свои двери для студентов, а я спустя год досрочно защитил диссертацию.

Как-то так.