Скажи мне кто твой друг и я скажу кто ты?!

Я не знаю, кто это придумал, но попробую высказаться, а вы мне ответить.

Год 86-87. Мы на каком-то моем задротном параходишке стоим на рейде Петропавловска-Камчатского. После вахты отпустили в увольнение. Автобус, дорога вдоль всего его побережья, пиво, одна история которую я уже рассказывал здесь и еще пиво в двух 3-х литровых банках, принесенное на борт. И Серега.

Чуть ниже состоится наше с ним знакомство.

Башка у Серого была большая, наверно как у меня 60-61, но для него это было простительно. Для меня, с моими ста семидесяти пятью, голова такого размера скорее ноша. А Серый, под 190 см. был широченным полуконем, с огромными, круглыми, немного сумасшедшими глазами, и вдобавок горным лыжником, кмс-ом из Кемерово.

Причина нашего посещения Петропавловска была в том, чтобы забрать невизированную часть экипажа плавбазы (рыбаков), которая уходила куда-то за рубеж во фрахт. Серый был частью этого экипажа. Не помню кем именно.

Мы пересеклись на трапе, когда я спускался с полными трехлитровыми банками на свою палубу.

Не припомню, что он у меня спросил но я, видя новое и немного потерянное лицо на своем пароходе, гостеприимно предложил ему отведать камчатского пивка у меня в каюте. Петропавловское пиво – отдельная тема, о нем тогда ходили легенды, и передавались моряцкими устами в моряцкие уста.

Посидели небольшой компанией, много говорили, все выпили и разошлись. Во время возвращения во Владик мы встречались с ним еще несколько раз, типа привет-привет. Я друзей не искал, и он в них не навязывался.

Потом приход во Владивосток. Серый зашел попрощаться, и спросил не займу ли я ему денег до тех пор, пока он не получит свою зарплату за всю путину (около года). Дальше не всем будет понятно, почему я ему отдал, по памяти, примерно половину своего месячного оклада, заранее предполагая, что мы с ним уже никогда больше не встретимся. Может потому, что однажды сказал мне мой отец (бывший моряк) что бичам (морякам на берегу) нельзя отказывать, а скорее потому, что деньги меня никогда особо не возбуждали. Без всякой надежды на возврат денег, я по его настоятельной просьбе, рассказал, когда собираюсь вернуться.

Припомним, что тогда до мобильной связи оставалось х[рен]ова куча лет. Простились. Не телефонов, ни адресов.

Возвращаюсь во Влад. Ночь в пути. Смотрю в окно вагона, серое утро, перрон, туман – все как всегда.

Кроме одного, Серого. Он стоял одинокий и квадратный, в чем-то темно-джинсовом, в тумане, вместе со своей огромной башкой с круглыми глазами и…. цветами.

Я тоже ох[рен]ел!

— Ты ох[рен]ел?! — так я и спросил, спрыгивая с подножки, а он ржать и обниматься. Это было утром, около девяти. Серый объявил, что заказал столик в кабаке к обеду. Не помню, где мы шаро@бились до этого времени, а потом за стол. Где-то в 12. Зал ресторана "Приморье" был пустым, и только начинали подходить на "комплексный" обед клерки из соседних контор. Выделялся один стол. Наш. В обед. Заставленный всем, что можно себе представить, обладая богатым воображением.

— Прошу! – протянул руку к столу Серый.

После того, когда мы накатили по паре коньяка, Серега поднял палец, и достал из кармана какую –то штучку. Он поставил ее на стол.

— Зырь! – сказал он мне, сдергивая кожаный футляр с карманных механических часиков стилизованных под напольные. Голос у Серого был низкий, густой и громкий словно из пароходной трубы.

— Тише, [м]ля! – Прошептал я ему, прижав палец к губам, когда к нам обернулись почти все.

Он покрутил настройки своими нерегулируемыми пальцами, и поставил часики посреди стола:

— Щас! — Сказал он уже чуть тише.

Зал к тому времени уже наполнился посетителями, чинно и молчаливо вкушающими свои обеды, и украдкой поглядывающими на наш необычный стол. По Серегиной команде чего- то ждем. Дождались. Посреди мерного постукивания ножей и вилок, напольно-карманные часики стоявшие передо мной, выдали самую длинную и противную механическую трель, из всех которые я когда-либо слышал. Люди перестали жевать, и уже в открытую уставились на нас.

Если кто-то из читателей и слышал популярный в 80-е годы джинсовый возглас, выражающий крайнюю степень восторга или восхищения, то только не в Серегином исполнении:

— МОНТАНА! – проревел он будильнику, одновременно с тем, когда я уже утратил "хорошую мину", и пытаясь не опрокинуться, дрыгал ногами.

— ДАРЮ!

До моего отхода в рейс оставалось два – три дня, а Сереге нужно было дождаться окончательного расчета с пароходством. Мы на удачу поехали к моей подруге, чтобы попробовать, там перекантоваться. Подруге-подруге.

Мы с Наташей никогда друг друга не возбуждали. А с Серегой они возбудились, и пыхтели на соседней кровати всю ночь, или даже две, (давненько было) словно в последний раз.

На следующий день Серега позвал меня вечерком прогуляться. Я отказался, и он отвалил один. Вернулся он ближе к полуночи, закинутый неизвестными колесами и алкоголем, с огромным американским флагом-полотенцем на голове. Сказал, что сдернул его с чьего-то балкона, и предложил совместно сдернуть еще один. Наталья к тому моменту уехала, договорившись со мной, где оставить ключи от квартиры.

Мне нужно было уезжать, до выхода в рейс оставалось совсем немного времени, но оставить Серого в чужой квартире я не мог.

— Все, уходим — сказал я Серому. Его не отпускало.

— Сейчас! — сказал он мне.

Серега сел на кровати в лотоса и начал медитацию. Сидел он так несколько минут, громко бормоча, что-то непонятное, и тяжело дыша. Потом резко спрыгнул с кровати и сказал: -Идем! Меня хватит на пятнадцать минут!

И добавил: -Леха! – проникновенно, — Бабу тебе хорошую надо!

Я это запомнил, но с "бабами" вышло так как вышло и гораздо позже.

Мы запрыгнули в автобус и через несколько минут были на Луговой.

В этом месте Владивостока пересекались несколько центральных городских улиц, и светилась неоном пара ресторанов. Выпрыгнули на остановке в темноте на сопке прямо над одним из них. Мне нужно было ловить такси, или ехать на трамвае, я еще не знал, для трамваев было, наверно, поздно.

Я был "на мели", Серега об этом знал, а мне и ненужно ничего было – завтра в рейс. Пришло время прощаться. Еле видим друг-друга в свете фонарного столба. Прощание "давай! " тогда только набирало обороты:

— Пока, -говорю, протягивая руку.

— Стой! – говорит Серый, тянется к нагрудному карману рубашки, достает оттуда пачку денег, отделяет от них примерно половину, и энергично протягивает мне.

— Иди нах[рен]! – отвечаю. И даже не потому, что это его зарплата за пол года. Он смеется, пытается меня убедить их взять. Все это быстро происходит.

В тот момент, когда я решил, что вопрос исчерпан, Серый резко засовывает мне в карман рубашки эту половину пачки. Часть из них вываливаются у меня из кармана, я наклоняюсь чтобы их подобрать, а Серый как ломанется в ночь.

Теперь я знаю как бегает двухметровый горнолыжник в ночи. Через мгновение я только смех его слышал. Больше мы не встретились.

Серый, не знаю, когда и как ты стал моим другом, ПОМНЮ, ЛЮБЛЮ!

В эфире "Радио Россия" звучала передача "Консерватники", гостем был Иван Черников-гитарист и клавишник группы "Дубовый Гай" основанной Андреем "Дельфином" Лысиковым и Олегом "Оленем" Башкатовым.

Речь зашла об анархистах завхвативших в 2020 году целый район в городе Сиэтл (штат Вашингтон), где жил Черников. Демонстранты устроили "автономную зону" (CHAZ) в Кэпитол Хилл, цель митингующих была — покончить с расовой дискриминацией и полицейским произволом. То бишь есть наконец-то сделать США свободной страной.

Иван: Никогда не забуду как они сделали огород. Там было футбольное поле, в рамках этих 6 блоков захваченных. Они решили: мы посадим, будем выращивать овощи. Как в компьютерных играх. Они накидали земли, им привезли земли и накидали туда овощей. Просто. Сверху. Когда смотришь, я не думал, что поверхностность дошла до таких размеров, что это уже не смешно.

Свобода в США просуществовала с 8 июня по 1 июля 2020 года.

В молодости я как-то подобрал на обыкновенной советской помойке у моего дома разобранный старинный стол. Ну как на помойке? До помойки дотащили только ящики, детали столешницы аккуратно лежали на газоне на полпути к помойке, а тумбы с ножками были прислонены к стене моего дома. Похоже, предыдущий владелец значительно уступал столу в комплекции,

Эта поразительная история произошла в позапрошлый четверг, когда закончился летний дождик и на горе озорливо засвистели раки.

Пожилой Константин Иванович, старый пенсионер, инвалид пятнадцатой группы по уровню сообразительности, а также ветеран куликовской битвы как обычно сидел за столом своей х[рен]кни в старой дореволюционной хрущевке и гнутой алюминиевой вилочкой кушал из такой же покоцаной миски вареные макарончики.

Кушал он неспеша, задумчиво ковыряясь вилкой в своей тарелке. Рядом с ним стояла его внучка Степанида и утюжила старые дедовы труселя. Она также задумчиво елозила утюгом по гладильному столику, мечтая о чем-нибудь большом длинном и упругом, как вдруг внезапно шнур от утюга вывалился из розетки.

— Дедааа! — позвала шпиглица — сунь вилку в розетку.

Константин Иванович очнулся из своих мыслей, поднял глаза и ничего не понял нафига ему нужно сувать вилку в розетку... но тем не менее сунул.

Через сорок дней документы уже были готовы и малолетняя шпаклевка вступила в законное наследство старой дедовой квартиры.

Здравствуйте, уважаемые читатели сайта. Сижу я тут давно, с начала 2000 х, но пишу в первый раз. Написать сподвигла меня история людей из Питера, про американца которому они помогли вернутся на пароход, и к которому потом летала дочка. Сюжет чуточку похож. История тянется до сих пор.

Записано со слов моей жены. Имена настоящие. За