Надо сказать, на тот момент я не особо и расстраивался. Днепр по мне и сейчас лучше всяких средиземноморских побережий (жаль, что не попасть туда сейчас), а в сочетании с горилкой да свежайшими домашними продуктами переплюнул бы любую Анталию вместе с Кемером (по крайней мере, когда я через несколько лет выбрался-таки на берег Турецкий, первая мысль была "А нахрена я сюда за эти деньги приперся? "). Сосед-приятель умудрялся организовать досуг куда круче любого турецкого аниматора (взамен, правда, умудряясь представлять "москаля" в роли забавного туриста, ну да ладно).

В тот день у нас по плану была культурно-развлекательная программа под названием "плавание на байдарках". Предполагалось, что в рамках мероприятия, организованного местным туристическим клубом, мы чинно сплаваем на острова и обратно. Для несведущих, никогда не видевших рек шире подмосковной Переплюйки, поясню: ширина русла Днепра в некоторых местах больше километра, и большие острова посреди реки не редкость. На один из островов мы и приплыли. Ну а дальше понятно. Сначала была горилка...

Потом была гонка между островами и конкурс хорового пения. Ну как конкурс, понятно что после определенного количества алкоголя каждый мнит себя групповым Паваротти. И только выскочивший из каких-то кустов на берег член конкурсного жюри — размахивающий ружьем и орущий "Заткнитесь, с... , вы тут всех распугали" охотник — позвлял сделать выводы, что употребление горилки возможно не самым лучшим образом сказалось на наших художественных талантах.

Затем попытались, предварительно разогнавшись, перепрыгнуть на байдарке через небольшую песчаную косу. Разогнались. Перепрыгнули. Ну, почти перепрыгнули: байдарка с гребцами осталась по одну сторону косы, а изображавший запорожского викинга приятель, ничуть не снижая скорости, прямо вместе с веслом перелетел через косу и упал в воду с другой стороны. Его норвежские коллеги в этот момент тихо умерли бы от зависти от изданного им боевого клича. Мы, правда, были уверены, что кричал он в это время "[м]ля-а-ть! ", но приятель потом практически убедил нас, что именно с таким воплем древние викинги бросались в бой на врага.

Ну и напоследок — охота. Уже на обратном пути на небольшом островке возле берега была обнаружена дичь. И неважно, что дичью была стая ворон, а из охотничьих приспособлений у нас были только весла и спортивные штаны. Главное — обнаружено мясо, которое надо добыть (ну и протрезветь доконца перед тем, как идти домой). В общем, охота началась.

Охота выглядела следующим образом: сначала три придурка по-пластунски ползли через весь островок (метров эдак 100) в направлении той самой стаи ворон. Когда до стаи оставалось метров 10 — вскакивали, и пытались теми самыми штанами поймать хотя бы одну птицу. Викинг пытался в это время сбить "хищника" в полете веслом. Стая, естественно, просто перелетала на другой конец острова (некоторые предварительно умудрялись отбомбиться на охотников). Кто при этом получал большее развлечение от сего действия — мы или вороны — остается большим вопросом. В любом случае, после пяти неудачных попыток мы поняли, что пора бы и честь знать, погрузились в лодку и поплыли к берегу. Вороны в след кричали на своем языке что-то среднее между "Вот дебилы" и "Приходите ещё".

Добрались до берега, разобрали байдарку, и потихоньку пошли домой. Казалось бы, конец истории. Ан нет. Уже на подходе к дому увидел тетку с бабушкой, усиленно патрулирующих периметр. Приятель мой тут же вспомнил о том, что ему еще срочно нужно по одному важному делу, и свалил. Мне же пришлось в течение получаса выслушивать теткин монолог, из которого я понял следующее:

— Она с подругами пошла гулять в приднепровский парк.

— Во время прогулки по набережной увидала байдарку и сообщила подругам, что скорее всего "наш тоже там".

— Остров, на котором мы ловили ворон, находится прямо напротив центральной набережной, и наша "охота" все время, пока она проводилась, была главным развлечением всей почтенной публики города.

— Стоит ли говорить, что по закону подлости, там же на набережной нашлось много общих знакомых, которые и меня опознали, и не поленились подойти к тетке с комментарием "какой добытчик в семье вырос".

Дома со мной не разговаривали почти неделю. Приятель до самого моего отъезда, прежде чем выйти из квартиры, внимательно смотрел в глазок, дабы не выслушивать вздохи "Ну ладно этот дурень, но ты-то как мог? "На байдарке я в следующий раз покатался уже лет через 5. Но это уже другая история.

Хорошо еще, что наш препод выздоровел.

Я же копил в себе злобу.

Бить Кролика было и низко, и чревато. Персонажа из "Виннипуха" помните? Вот точно-он. Для фоторобота б сгодился идеально.

Бить его, повторюсь, было нельзя. Но очень хотелось. Потому я старался особо с ним не контактировать. Увидел кролика-беги. Что было непросто, ибо эта с@ка была знатным общественником. Вечно он то возглавлял карательные рейды по общаге в поисках некошерного, то организовывал субботники, то стоял на входе в альмаматер, отлавливая опоздавших, то с клекотом реял в комитете комсомола, мешая прогрессивной молодежи похмелиться после вчерашнего.

Из него вечно росли государственные органы. И стучал, стучал, стучал...

Кролик был прирожденным барабанщиком. Любое увиденное нарушение тут же обретало письменную форму и летело в деканат. Или ректорат. Или в комсомол.

Кролика тихо ненавидел весь институт. Сам же Кролик ненавидел слово "Кролик". Видимо, детская травма. Сказать это заветное слово в радиусе слышимости его огромных ушей значило получит себе кровного врага до самого диплома. Потому на кроликов у всех было табу. На всякий случай, старались и зайцев не поминать всуе, ибо гадить Костя любил и умел.

Но сколько веревочка не вейся...

Группу студиозов отправляли на практику в Липецк. НЛМК глядеть. За каким хером будущим теорфизикам нужно было диву даваться с металлургического комбината — Гефест ведает. Но в армии мы все давно разучились барахтаться в накатывающем волнами маразме жизни. Надо-поедем. Хоть на птицеферму. Только водки надо запасти.

Прочтя состав отъезжающих, я приободрился. Тунеядцы, алкоголики, преферансисты и чреслобесы. Наши люди. Но руководитель, матьевоеб, Кролик. От, с@ка. Вечер перестает быть томным.

На инструктаже Кролик разглядел мою рожу и торжествующе окрысился. Мол, наконец-то ты в моей власти. Ужо я тебе.

Долго радовать какого-то бешеного зайца не входило в мои планы. A la guerre comme? la guerre. Иду на Вы.

Как только Кролик прочистил горло и взял слово, в аудитории раздался сочный хруст.

Все обернулись. Я же с азартом вгрызался в здоровенную морковку, что предусмотрительно приволок с собой.

Кролик выпучил глазки.

С галерки плеснуло смешком.

— Это что такое! -неожиданным фальцетом завизжал уязвленный грызун.

— Это?! Я оглядел овощ со всех сторон. — Морковь. Вкусная. Хотите?!

— Ппппппрекратить!

Оппаньки. А ты еще и заикаешься, невротик. Куды ж ты полез, премудок, с такими нервишками?

— Пппппппппппппочему?! Она же пыпыпыполезная!

Народ грохнул хохотом.

Кролик сорвался с места и вылетел в дверь. 1-0.

— Пыпыпыпылкий какой- прокомментировал я сей эскейп, продолжая точить овощ.

Через полчаса я уже писал в деканате объяснительную с трогательным детским названием "Почему я ел морковь? "

Потому что она

1. Вкусная

2. Полезная

3. В ней много витаминов

4...

Декан заглянул в написанное и ревом порвал "Оду моркве" на куски.

— Ты зачем Кролика морковкой дразнил?!!

— Кого? Владимир Алексеевич, побойтесь Бога! Какие кролики на кафедре?! Я вообще грызунов в институте не видел... хотя... в подвале, говорят, крыс полно. Но я их не дразнил!

— Ты долго издеваться будешь?

— Всю практику. Я вам торжественно в этом клянусь. Я к этой братии испытываю чувство сильной антипатии. Взаимное. Константин Александрович на меня уже бочку чернил извели-с. Не хочу оставлять его вдохновенное перо без захватывающих сюжетов.

— А ты не боишься, что...?

— Я, Владимир Алексеевич, свое в армии уже отбоялся. И, если вы не хотите дать делу ход, выставляя себя на всеобщее посмешище, то я, пожалуй, пойду. Хотя, если вы желаете... Я б с удовольствием посидел бы на скамье подсудимых по статье "Дразнеж грызуна корнеплодом". Честь имею.

На вокзал все приперлись, как в конюшню. С сетками моркови, сочно хрустя ей на весь Павелецкий. Не сговариваясь.

Кролик пошел пятнами. Его трясло. Каждая сволочь-практикант считал своим долгом предложить ему морковку.

— Ну, Константин Александрович, не стесняйтесь! Кушайте на здоровье, у нас ее много!

Я же появился с задержкой. В руках у меня болталась клетка. С толстым кроликом. На клетке висела табличка. "КОСТЯ"

Кролика Костю я приобрел за день до того в селе. Спецом поехал.

— Оставить не на кого-простодушно покаялся я в полубезумные преподавательские глаза. Помрет, скотинка. Вы не переживайте, Константин Александрович, он не кусается. Какает, правда, много, но ведь так у всех кроликов принято, правда?

Площадь Павелюги огласилась глухим воем. Народ хрумкал и ржал, ржал и хрумкал.

Кролик травленой крысой метнулся в свое купе.

Под свист и улюлюканье.

Кролик Костя, стал всеобщим любимцем. Вопли- "Где этот [дол]баный кролик! " сотрясали стены общаги. В присутствии Константна Александровича у нас других тем, считай, и не было. Кролик поел, Кролик посрал, Кролик бабу хочет, Кролик чуть не сбежал... Кролик, кролик, кролик...

Очкастый кролик, в отличии от своего тезки, чах на глазах. Ранее небольшая лысинка модели "озеро в лесу", которую он тщательно зачесывал, безобразно расползлась и пошла струпьями.

— Линька у него-понимающе кивал народ. Старый мех скидывает, косой. К зиме, видать готовится.

Группа превратилась в кружок юннатов. Каждый волок Косте то травки, то яблочка, а то и пиваса в плошку.

Заикание у преподавателя становилось все заметнее. Тремор рук. Отдышка. Истерики.

Милосердие никогда не входило в число моих пороков. Через неделю я купил кролику крольчиху на Липецком базаре. Увидев в клетке зоопорно, кролик бросился душить любодеев. Еле оттащили.

И все. Кролик исчез. Уехал в Москву биться в истерике. Мы остались без отеческого пригляда.

И погрузились в пучину. Закономерным результатом явился поголовный заезд коллектива на нары. Из местного пивняка. Как выяснилось, пиво в Липецке подавали неразбавленным и народ пал жертвой провинциальной честности.

Упившихся студентов менты грузили в бортовой ЗИЛ, как дрова-в навалку. Единственный более менее вменяемый Толик завыл на всю улицу "Вы жертвами пали борьбы роковой"

Смотрелось это очень торжественно. Процессия произвела на горожан сильное впечатление. Впереди бобик, за ним Зилок с телами и над этим всем тоскливый вой Толика

"Вы жертвою пали в борьбе роковой

Любви беззаветной к народу,

Вы отдали всё, что могли, за него,

За честь его, жизнь и свободу! "

Многие снимали шапки и склоняли головы.

Меня не взяли. Во-первых я пива не люблю, а во вторых у меня есть третья -чуткая на неприятности ноздря. И когда народ начал колошматить кружки о стену, я предпочел свалить, хорошо понимая последствия.

40 рыл в отделении-это залет. Даже ЗАЛЕТИЩЕ. Особенно в горбачевские антибахусные времена.

Я прискакал в отдел, пытался было поговорить с начальством, но не. Наши уж больно накосорезили. По итогу в институт пошла огромная телега, груженая 40 бочками арестантов.

Кролик немедленно написал донос. Причем, почему-то на меня. Единственного -незатрюмленного.

По возвращении в Москву всех ждала инквизиция. По ходу разбирательств я с удивлением узнал, что благодаря моему тлетворному влиянию спилась вся группа. Факт же моего непопадоса возмущал судей больше всего. Остальных алкоголиков пожурили по-отечески, со мной же собирались разобраться по всей строгости законов военного времени.

Я потряс башкой. Морок не проходил. С трибуны Кролик ярко обличал мои происки.

Деканатское начальство кивало головами и гневно поглядывало в мою сторону. Ну все.

Сейчас — "слушали-постановили" и прощай родной МИСиС.

Я автоматически порылся по карманам. , бормоча:

"Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель: Мои сомненья разреши... "

И хрустнул морковкой...

Кролик моментом сдулся. И завизжал матерно. М-да. А с виду такой антилихент. Кто б мог подумать.

— Сука! Говно! Ненавижу! Скотина! Да я таких! Да я тебя! Гнида подзалупная! Ууууу!

"-Эх. Слабовата все же выдержка у профессорско-преподавательского состава. Никуда не годится"-философски размышлял я, жуя корнеплод, пока оратора ловили за руки.

Коллеги успокаивали Кролика, а я влез на трибуну. Прокашлялся. И двинул речь.

Судьи смотрели на эту наглость, разинув рот.

— Уважаемые преподаватели, благодарю вас за предоставленную возможность высказать свою точку зрения на происходящее. Да, произошло очень неприятное происшествие.

ЧП! Позор на весь институт! И это в то время, когда Центральный Комитет Партии, ее Генеральный Секретарь, Михаил Сергеевич Горбачев объявили решительную борьбу пьянству и алкоголизму.

Но что послужило причиной столь вопиющего безобразия? Я считаю, причиной явилось самоустранение руководителя группы Кривицкого Константина от своих обязанностей.

Раздался сдавленный вопль.

Константин Александрович, поведайте нам, где вы соизволили находиться с 23 июля по по 4е августа?

— Я... я был... там..

— Где-там? Уточните. Потому что группа вас не видела две недели. Вот заявление, подписанное всеми практикантами. (Поутру я обегал похмельный народ и пояснил план действий-валим все на Кролика. Всех не отчислят. Начнем валить друг друга-нам кранты.) Более того, вас видели в Москве. На кафедре. 27го и 1 го. Есть свидетели.

Мало того. Константин Александрович полностью забросил политвоспитательную работу.

Сколько у нас проводилось комсомольских собраний? Ни одного. Сколько было инструктажей по технике безопасности? Ни одного. Сколько было проведено бесед о недопустимости распития спиртного во время прохождения производственной практики? Ни одного. Кривицкий полностью саботировал возложенные на него обязанности, и стоит ли удивляться, что все это привело к столь печальным последствиям, товарищи? Рыба, как известно, гниет с головы.

Такого вопиющей наглости наши преподы не ждали. Вместо невнятных оправданий на их головы лилась отборная демагогия в стиле 37 года. Я савонарольничал напропалую.

Более того. Я вижу здесь, со стороны некоторых ответственных товарищей попытку замять это позорное дело, не наказав истинных виновников разложения коллектива. Выгородить человека, по вине которого на доброе имя института легло позорное пятно.

Мы, комсомольцы факультета, считаем такое решение неприемлемым. И мы написали письмо в ректорат (шум в зале) и Министерство высшего и среднего специального образования СССР (шум стихает) о недопустимости сокрытия столь вопиющих фактов.

Кролик осел. Похоже, он потерял сознание. А ты с@ка, потная, думал, что у тебя монополия на стук? Да щазз... Щенок обоссаный, я тебя научу, как кляузы писать.

Что было потом? Дипломатия, угрозы, торг, кляузы и уступки. Сошлись на том, что Кролику впаяют выговор с занесением в грудную клетку, а мы никуда ничего не шлем.

В обмен на индульгенцию.

Отдельным пунктом в пакетном соглашении шел запрет мне на потребление моркови в помещении института. А так же капусты, репы, брюквы и свеклы.

Взамен витаминов я получил иммунитет к деканатовским наездам. Меня просто перестали там замечать. Видимо, руины Кролика остудили административный пыл.

А кроликов мы зажарили и сожрали. Что поделать. Кролик, как известно, это не только ценный мех, но и 3-4 килограмма диетического легкоусвояемого мяса.