Вчера прихожу домой — жена грустная грустная стоит и гладит рубашки... Я спрашиваю чего такая грустная? А она говорит что уже часов 6 гладит эти рубашки и у нее очень плохо получается, она собой не довольна и зачем мне вообще такая жена которая не умеет гладить рубашки...

Я так посмотрел... Воткнул вилку в розетку и говорю — попробуй теперь — должно получиться...:-))))

Она на это смотрит, поднимает на меня огромные печальные глаза и выдает — дорогой, последняя осталась...

P. S. Отгладить 10 рубашек выключенным утюгом... люблю тебя маленькая...

Семейный вечер. Муж с выражением полного отупения на лице мочит каких то гадов в компе, в ухе у него наушик, чтоб в свое удовольствие слушать выстрелы. Я же наслаждаюсь очередным (наверно сотым) просмотром сериала "Секс в большом городе". В кадре кривоногая Сара Джессика Паркер рассуждает (неточная цитата, но смысл сохранен): "Наверно не возможно интеллектуальное единение и умопомрачительный ceкс, или возможно, нет не возможно".

Я говорю: "Дура, ты, все возможно." Обращаюсь к мужу: "Правда, милый?". После моего третьего "Правда милый?", муж все таки переводит свой отупевший взор с монитора компа на меня, и пытаясь вникнуть в смысл моих слов спрашивает: "Что?". Я говорю: "У нас ведь с тобой интелектуальное еднение и умопомрачительный ceкс?" Муж снова стреляет в какого то монстра опять переспрашивает "Что?". Я повторяю раза три (интелектуальные единение налицо). Он не врубается. В ухе наушник, один глаз в компе. Наконец то наушник вынут, в комп почти не смотрит. Я объясняю ситуацию еще раз (чего дура привязалась). "Вот она говорит, что невозможно, а я говорю возможно". "Что не возможно то?". Мне надоедает, с интеллектуальным единением я явно погорячилась. Остается последняя надежда: "Правда у нас умопомрачительный ceкс? Муж стреляя в очередного гада: "У нас сейчас месячные". Дааа вот это умопомрачительное единение.

Прошлым летом я отдыхала в Италии. В программу развлечений входила экскурсия в Венецию. Чтобы попасть туда, необходимо было долго ехать на автобусе, а потом еще переплыть на моторке водное пространство, отделяющее город от большой земли. В Венеции нашу группу встретили две итальянки: одна — уже в годах, наш гид, очень хорошо говорящая по-русски, другая — молоденькая девушка, что-то вроде практикантки, изучающая русский язык. Гид куда-то исчезла, оставив нас на попечение молоденькой. Как я уже сказала, дорога была длинная, и всем нам очень хотелось в туалет, но ничего похожего на оный в округе не наблюдалось.

Тогда мы спросили у практикантки:

— Где у вас здесь туалет?

После некоторого молчания она ответила:

— Мне восемнадцать лет.

Еду в тролейбусе. Рядом стоит старенькая, маленькая, сухенькая бабулька. Народу много, места мало. Бабулька стоит рядом со мной и своим острейшим локтем упирается в мой бок. Все, думаю, еще минутка и она меня проколет. Тут освобождается место рядом со мной, но с другой стороны от бабули. Я, расталкивая всех рядом изгибаюсь, чтобы пропустить бабулю и говорю ей-Бабуля содитесь! Молчит и не двигается, а ее локоть у меня в боку. _Бабуля садитесь! Бабуля окинув меня взглядом снизу вверх — По приказу не сяду!