Еду в автобусе без макияжа, а какая-то размолёванная в щи фифа начинает меня презрительно разглядывать. Глядя ей в глаза, демонстративно подношу палец к глазу и начинаю самозабвенно его тереть. Сперва один глаз, потом оба сразу, и все это отражается почти неприличным удовольствием на моём лице. В общем, девушка всю оставшуюся дорогу пыталась ногтиком почесать глаза. Это как с зевком: когда кто-то зевает, часто хочется тоже зевнуть. Нефиг на меня презрительно смотреть!

Каждый раз, когда хочется убиться от безысходности, вспоминаю мамины слова: "А помнишь Ясю? Она после твоих занятий в танцы пошла, по миру поездила. А помнишь Юру? Он тогда тоже вдохновился моделингом. Канал ведёт. А помнишь Сашку? Женился. На той девочке, на которую ты ему сказала обратить внимание, когда его Машка бросила. А помнишь. .." И светло становится. Сама того не зная, где-то случайно меняю судьбы людей.

Моя соседка — бабушка 98 лет. Она ходит, но плохо, плохо слышит и живёт с сыном-алкашом, которому 70 лет. Есть ещё две дочери. Они приезжают со своими детьми и внуками очень редко. Её сын с утра до самого вечера где-то ходит, пьёт. Бабуля одна. И каждый день она выходит в подъезд, стучит во все двери и плачет. Просит позвонить её детям, чтобы они пришли. Но никто двери не открывает, потому что её дочери трубки не берут. Для меня она тот ярый показатель того, что просить Бога жить как можно дольше не стоит.

Когда я была маленькая, у нас в квартире были чёрно-белые портреты моей бабушки, деда, мамы и ещё какого-то мужика. Так как мама воспитывала меня одна, и отца своего я не знала, я сделала логичный вывод, что этот мужик и есть мой папа. Как же я удивилась, когда в классе седьмом увидела портрет своего "папы" в учебнике по литературе. Оказалось, Сергей Есенин — мой "отец". Вот у мамы тогда была истерика, когда я ей это рассказала.