Был в нашей группе студент Шурик Коцюбинский, по прозвищу Коц. Небольшого роста, полноватый, в больших нелепых очках Коц был горький пьяница, двоечник и гениальный электронщик. Вопрос о его отчислении из института не ложился никогда. А всё, что звучало и светилось в общежитии было собрано или отремонтировано его руками.

Известность Коцюбинский приобрел благодаря случаю с Аналого-Вычислительной Машиной. У Коца органично получалось только пить и паять. Вне этих занятий он чувствовал себя плохо. На семинаре у доцента Златкина, терзаемый похмельной жаждой Коц облокотился на АВМ, отчего та съехала на пол и рассыпалась. Шурик ойкнул.

— Теперь то вас, наконец, отчислят, — обрадовался доцент Златкин.

Коцюбинский потыкал пухлым пальцем в детальки на полу.

— Я всё починю, — сообщил он уверенно.

— Две недели сроку, — ответил Златкин, стыдясь собственного коварства.

Коварство доцента заключалось в том, что Аналого-Вычислительная Машина, изобретенная, если копнуть глубоко, в 1642 году, не работала ни дня. Большой железный ящик со множеством дырочек и лампочек никому не раскрывал своих секретов. Некоторые утверждали, что кафедра держит этот хлам только ради спирта, положенного на протирку контактных групп.

Поэтому, когда через две недели Коц отремонтировал Машину, всеобщему удивлению не было предела. Убедившись, что АВМ работает, доцент Златкин поправил очки и сказал так: "Не уверен, что вы умеете читать, Коцюбинский. Но паяльником владеете виртуозно".

Коца снова не отчислили. АВМ же проработала месяца два, после чего кафедральные лаборанты, разбавив спирт до состояния воды, спалили её окончательно.

С тех пор, как завязал, любое застолье перестало отличаться от делового завтрака. Так и этот новогодний ужин имел все шансы исчезнуть вскоре из памяти. Если бы не эта семейная пара.

С их слов, они, чтобы перестать собачиться на темы патриотизма и политики, поклялись не смотреть, не слушать, и не читать никаких новостей. На полгода. Было очень,

Был сейчас в аптеке. Наблюдал маленькую, но очень характерную сценку.

У окошка разговаривает с продавцом старик-пенсионер, опущенный нашим очаровательным государством просто до потери личности: нищий, рваный, с полубезумным взором, полуоторванным карманом и заплатами. Видно, что не пьющий и когда-то вполне достойный, просто доведённый всем этим [м]лядством до ручки. За ним – отец лет сорока с сыном-младшеклассником, сзади – я.

Старик роняет пятирублёвую монету – и не замечает этого. У пацана загораются глаза, на лице появляется не лукавая даже, а прямо-таки подлая ухмылка. Он заговорщически, с восторгом шепчет отцу: "Пааа-пааа!", косит глаза на монету. Отец нагибается, поднимает монету и и молча подаёт её старику, тот благодарит. А я наблюдаю за лицом мальчика. О, его выражение надо было видеть. С каким же презрением, с брезгливым удивлением смотрел он на отца-"лоха". ..

Скоро они вырастут.

Недавно ходили, в очередной раз, в лес на шалыки. Большой компанией. Парни и девушки.

Пока мы колдовали над шашлыками, Машка привычно колдовала над нами: вертелась под ногами, громко смеялась, строила глазки и, наконец, обожгла руку:

— Волдырь будет!

— Надо водкой помазать, — предложил Денис.

— А можно еще на ожог пописать, — сказал я.

— Мне писать нечем еще! — грустно призналась пострадавшая.

— Тебе — нечем, а мне, например, есть чем! — ответил я.

Что тут началось! Каждый вылезший на природу посчитал своим долгом предложить Машке свои услуги по спасению руки от волдыря.

— Я могу пописать!

— И я!

— Я как раз в кустики собиралась!

— А я уже три бутылки пива вдул! Могу сразу на две руки пописать! И еще на ногу!

Машка счастливо улыбнулась и сделала глубокомысленный вывод:

— Спасибо, дорогие. Теперь я точно знаю, что настоящие друзья — это люди, которые всегда готовы тебя обоссать!

Случилось это в мою бытность студентом первого курса. Hа первом занятии по физкультуре тренер построил нас, волейбольную группу, в ряд, и спросил:

— Какой курс?

Первый человек в строю крикнул:

— Первый!

Сосед посмотрел на него и неуверенно сказал:

— Второй.

Следующий совсем уж неуверенно посмотрел на них и сказал:

— Первый.

И пошло по цепочке: "первый — второй — первый — второй". Тренер молча следил взглядом, глядя на нас, как на дебилов.

Идиотизм ситуации усугублялся тем, что каждый, в том числе и я, смутно осознавал, что происходит что-то не то, но тем не менее, как только очередь доходила до него, бойко выкрикивал свой номер. Когда очередь дошла до конца, самый последний студент в строю, напрягши память и вспомнив школьные уроки физкультуры, сделал шаг вперед с возгласом: "Расчет окончен!"

Тренер еще немного молча поглядел на нас и сказал:

— Вообще-то, я спросил, какой курс. Впрочем, тут и без слов понятно...