работников торговли выполнять план продаж за счёт здоровья детей. При малейших разумных и даже неразумных сомнениях требуют паспорт. Я знаю несколько историй, как искусно состаренные несовершеннолетние непонятного пола служили кому ловушкой, кому кормушкой.

В моем детстве все обстояло не так благополучно. При помощи нехитрых уловок подростки легко обходили установленные запреты. Некоторым за необыкновенную убедительность в овале лица отпускали беспрепятственно — без лишних слов. Игорь Л. , мой школьный приятель, любую бдительность со стороны продавщиц легко усыплял особыми лучами абсолютного простодушия из своих глаз. Не знаю где он этому научился. Мне не продавали вообще никогда. Как бы правдоподобно я не врал, какие бы доказательства не предоставлял. Андрей Г. покупал по записке отца. Эту записку он ухитрялся истребовать обратно и использовал до тех пор, пока она окончательно не превратилась в лохмотья.

Еще был мальчик (не из нашего класса — забыл как звать ), который обладал очень взрослым почерком. Его дружбы добивались и самые прилежные и самые отпетые ученики. Мне чаще всего покупал не знавший отказов Игорь, спасибо ему. Но все таки самым распространенным способом была подделка записки от отца.

Все это припомнилось мне, когда стоял в очереди в одной строгой аптеке. А передо мной немолодой мужчина спросил негромко так виагру — весьма разрекламированное медицинское средство от всех болезней. Бессердечная аптекарша стала во всеуслышание требовать рецепт! На что мужик, несколько смутившись ее громогласностью, сказал, тоже возвысив голос с отчаянием опозоренного, что рецепта у него нет, но пусть она не сомневается — он может принести записку от жены! Очередь заржала, а фармацевт умилосердилась.

Не будет слез, истерик, апатии. Видимо, я ошибался. Когда мы только начали встречаться, депрессия уже у нее была. Конечно, я хотел (да и хочу) самого лучшего для нее, потому без проблем оплачивал все сессии и медикаменты, обеспечивал ее, чтобы ей не приходилось работать. Делал все, что мог, сидел с ней рыдающей часами, успокаивал; мы ходили (сейчас — нет) на общую психотерапию, где я получал рекомендации о том, как мне себя правильно вести. Сейчас я уже не могу это выносить. Я за[дол]бался приходить домой и видеть апатию, уходить из дома и видеть апатию. Ни ласки, ни тепла, ни заботы, ни поцелуев — ничего из того, что я в свою очередь давал ей. Мы даже, с@ка, не женаты, ведь она боится быть женой, ведь это слишком большая ответственность и это давит.

Я, походу, [ч]удак, потому что не могу выкинуть из головы, что за все время, что я с ней, я потерял и время, и себя. После одной из сессий она преподнесла мне потрясающий вывод — я во всем виноват. Ей психотерапевт сказала, что я слишком забочусь и "запираю ее в вакуум", вот если бы я этого не делал, все бы было нормально. Я этому выводу даже не удивлен. На протяжении этих лет она находит все больше и больше виновных в своем состоянии: мама, папа, брат, тетя, дядя, одноклассники, однокурсники, общество вообще. Теперь это я.

Пишу этот секрет, сидя в машине на парковке перед домом, и не хочу Показать ещё подниматься никуда, ведь знаю, что дома встречу унылое уставшее лицо, услышу, сколько панических атак она перенесла за то время, пока меня не было, сколько плакала; а на вопрос, почему она не выпила медикаменты, ответит: "Ты мне их в таблетницу не положил, за[дол]бал".

Господи, как же я хочу хотя бы в один вечер прийти домой на горячий ужин, заняться ceксом, а потом посмотреть с ней киношку, или просто поспать в обнимку, но все, что у меня есть обычно — грязная посуда по всей квартире и кулак, который я уже трахаю уже восьмой месяц.

Походу, я правда во всем виноват.